— Любовник Валерии Иванченко?
— Ну, я, конечно, свечку не держала, — с присущей мне честностью уточнила я, — но они ходят вместе на тусовки. И еще! Вы узнали даму, которая приставала к моим студентам? Я ведь выслала вам по электронной почте фотографию.
— Гмм, — хмыкнул подполковник. — Вообще-то вопросы положено задавать мне.
— Так я вам его и задаю, — подтвердила я. — Вы ее узнали?
— Я задаю вопросы, а вы отвечаете, — сурово парировал представитель закона. — Вы ее узнали?
«Какое счастье, что до этого гениального метода беседы пока не додумались мои студенты», — решила я, а вслух сказала:
— Да, ее узнала. Это Татьяна Цапова. Она руководит телеканалом и проводит какие-то финансовые аферы. Смерть Анны Сергеевны ей явно на руку.
— Ох, — Степанов вздохнул. — И что мне с вами делать? Охрану назначить? Кстати, как к вам ворвались ваши громилы? Вышибли дверь?
— Они притворились водопроводчиками, — возможно, несколько погрешив против истины, зато с чувством сообщила я.
Похоже, подобное коварство ошарашило милиционера. Он довольно долго молчал, затем мрачно произнес:
— В следующий раз не открывайте никому. Ни водопроводчику, ни газовщику, ни…
— Конечно, — живо согласилась я. — Лучше подожду, пока они снимут дверь с петель. Пусть хоть немного потрудятся.
Очевидно, мой ответ не пришелся полковнику по душе — по крайней мере, он положил трубку, не попрощавшись. Хотя я, между прочим, намеревалась в точности выполнить его распоряжение. Если вы считаете, что после сегодняшних происшествий я собиралась не только в ближайшие дни, а вообще в дальнейшем впускать в свою квартиру водопроводчиков, газовщиков, установщиков антенн, циклевщиков полов, белильщиков потолков или еще каких-нибудь представителей удивительного мастеровитого племени, то вы глубоко заблуждаетесь. Разве что мама станет тайком принимать их, пока я на работе. А я лично убеждена, что без них моя жизнь будет куда более долгой и радостной.
Я с умилением посмотрела на подругу, жадно жующую чипсы. На фоне других моих сегодняшних гостей она безусловно сильно выигрывала. Возможно, дружить с сантехником в некотором отношении было бы предпочтительней, но я не жалела, что сантехники ушли, а Настя осталась.
Она невнятно что-то промычала и сделала большой глоток пива. Я уточнила:
— Ты что?
— Ладно, — снисходительно предложила она. — Давай я сама позвоню твоей Утопленнице. Ты, похоже, сегодня не в форме.
Все-таки не зря Настя уверяла, что бокс идет ей на пользу! Один обманный хук — и она смягчилась, а ведь я уже отчаялась ее уговорить. Какой душкой она, наверное, стала бы, если б ей удалось всерьез кого-нибудь побить!
— Девяносто-сто двадцать-девяносто, — назвала номер Валерии я.
Неожиданно подруга погрозила мне кулаком, заметив:
— Прекрати, а то не позвоню.
Я оторопела, однако быстро пришла в себя. Очевидно, Настя плохо расслышала. И я повторила:
— Девяносто-сто двадцать-девяносто.
— Прекрати! — уже с заметным раздражением буркнула Настя. — Хватит!
— Но ты же сама предложила позвонить, — напомнила я.
— Да. А ты издеваешься. Я и так столько сегодня перенесла, а тут еще ты! Прекрати и говори номер!
Я почесала переносицу, потом затылок. Бесполезно — я все равно ничего не понимала. Я никак не могла одновременно и прекратить, и говорить. Смутно мелькнула мысль, что я несколько переоценила свою подругу. Не исключено, что дружить с сантехником было бы ничуть не сложнее, а выгод куда больше. Она между тем ожидающе на меня смотрела, и мне ничего не оставалось, кроме как в очередной раз пролепетать:
— Девяносто-сто двадцать-девяносто.
— У тебя тоже, — на редкость злобно ответила Настя.
— Если бы! — махнула рукой я. — Я сама об этом думала. Но у меня гораздо хуже.
— Еще хуже? — несколько смягчилась Настя.
— Ну, да. За хороший надо доплачивать. А у меня длинный, и я каждый раз его забываю.
— Кого?
— Номер своего мобильного, — с удивлением объяснила я.
— А при чем тут номер?
— Ну, как? У Валерии очень хороший: девяностосто двадцать-девяносто. А у меня плохой.
Настино лицо выразило безграничное изумление.
— Так это номер? — уточнила она.
— А что же?
— Я думала — размеры. Я сейчас столько выпила и съела, что ты стала дразниться, мол, у меня теперь девяносто-сто двадцать-девяносто. А я и без тебя знаю, что как минимум килограмм прибавила, и нечего мне об этом напоминать!
До меня, наконец, дошло, и мы обе радостно захихикали. Отсмеявшись, Настя набрала заветный номер и, едва дождавшись мурлыкающего «хэлло», строго заявила:
— Добрый день, Валерия Петровна. С вами говорит адвокат Екатерины Голицыной. Нам с вами необходимо срочно встретиться. Вот как? Вопрос касается ваших взаимоотношений с Артуром Шиловским и его слежки за Екатериной. Если вы действительно заняты, я сперва поговорю с вашим мужем. Думаю, его это заинтересует. Хорошо, через полчаса в кафе «Сладкоежка» у метро Академическая. Не опаздывайте!
— Здорово! — восхитилась я. — Весь разговор — двадцать семь секунд. А почему в «Сладкоежке»?
Настя огляделась по сторонам.
— Ну, мне показалось, тебе не очень захочется приглашать гламурную диву в свою квартиру. Ей тут не место.
Я посмотрела на отслаивающийся линолеум, собственноручно покрашенные мною шкафчики для посуды и стол, заваленный пакетами с едой и бутылками от пива. Конечно, Настя права.
В «Сладкоежке» мы взяли взбитых сливок, поскольку после стресса организму требуется сладкое. Это не обжорство, а здоровое желание восстановиться. Так что к приходу Валерии я была в прекрасном настроении и бодро помахала ей рукой.
Утопленница подсела к нам, завороженно уставившись на сливки.
— Обезжиренные? — наконец, выдавила она.
— Обезжиренное бывает только молоко. А сливки, если меньше тридцати пяти процентов жира, — не взобьются, — со знанием дела проконсультировала я. — Или вы спрашиваете, нормальные это сливки или растительные?
— Да-да, — взбодрилась Валерия. — Растительные, правда?
— Чтобы я ела порошковую гадость? — возмутилась Настя. — Да вода из лужи, и то будет лучше. Разумеется, это нормальные человеческие сливки.
— От коровы, — посмотрев на выражение лица гостьи, на всякий случай пояснила я.
— И вы это едите? — жалобно простонала Утопленница. — Шутите, да?
У нее был такой вид, словно мы тоннами поглощали цианистый калий, заедая мышьяком, и это зрелище полностью разрушило ее картину мироздания.
— Едим, — сурово поведала Настя. — А что?
