– Может, подскажешь, как тебя зовут?
– Райан Бейли Уэсткотт.
– Райан? – Казалось, Гриффит пробует имя на вкус: годится ли? – Наверное, ты только недавно узнал, кто твой настоящий отец?
– Недавно. После смерти матери.
– Я не подозревал о твоем существовании. Если бы я знал…
– Что бы ты тогда сделал? – Райан вцепился в руль, боясь, что иначе не удержится и опять даст папаше по носу. – Ведь ты отказался на ней жениться.
– Честно говоря, я твою мать никогда не любил. Но я бы на ней женился, если бы узнал, что у нее от меня ребенок.
– Если ты ее не любил, как вышло, что она от тебя забеременела?
– Случайно.
– Ты что, младенец? Я, например, даже во Вьетнаме, у шлюх, не обходился без презерватива. Теперь я по крайней мере могу крепко спать, не волнуясь, что где-то плачет от голода мой ребенок.
– Ты побывал во Вьетнаме? – Гриффит махнул рукой, подсказывая, что надо ехать прямо.
– Побывал. А ты не меняй тему. Почему ты не предохранялся: от глупости, от лени?
– Я всегда предохраняюсь. Но ты же знаешь: даже презерватив не дает стопроцентной гарантии.
Райан надавил на акселератор и с ревом помчался по пустой улице. Значит, он – плод случайности? Глупая случайность, изуродовавшая жизнь Мэри Бейли… Он трижды проехал по перекрестку с круговым движением, но так и не выпустил весь пар.
– Сверни здесь, – спокойно скомандовал Гриффит. – Потом быстро налево и направо.
Никогда в жизни Райан так не гонял! До боли вцепившись в руль, он совершал головокружительные повороты. Вообще-то он всегда любил быструю, на грани аварии, езду и прославился этим во Вьетнаме. Парни требовали, чтобы он обкатывал в джипе новичков. Мало кто проходил его «обкатку» без рвоты.
– Налево, – внезапно скомандовал Гриффит. Сумасшедший вираж! Все-таки «Феррари» – чудо, а не машина: любая другая давно перевернулась бы. Райан покосился на Гриффита, ожидая, что он побелеет от страха, но папаша знай себе улыбался. Райан поднажал еще, и Гриффит засмеялся. Тогда Райан снял ногу с акселератора и резко затормозил у тротуара.
– Что тебя рассмешило?
Гриффит поднял обе руки, изображая поражение:
– Лицом ты пошел в Гарта, но все равно ты мой сын. У Гарта ни за что не хватило бы духу ворваться в «Крокфордз» и устроить взбучку кому-то из игроков. Ездил он вообще медленно, как черепаха. А у меня лондонские полицейские, выписывая штраф за превышение скорости, даже не спрашивают фамилию: я их старый знакомый.
– Неправда! Дядя Гарт был храбрец, герой!
– Я и не говорю о нем ничего дурного. Я любил твоего дядю, мне до сих пор его очень не хватает. Но безумной отваги в нем не было. Это был смирный человек, его самые лучшие качества раскрывались лишь в кризисные моменты. Например, во время войны.
– А ты забыл, как дядя Гарт вскарабкался на высоченный столб со статуей наверху? Забыл, чья это была статуя?
– Колонна Нельсона. Кто тебе об этом рассказал?
– Мать. Она рассказывала, как дядя Гарт залез на самую верхушку и повесил на шляпу Нельсона огромный плакат: «Гитлера в задницу!»
Гриффит промолчал, а потом негромко произнес:
– На колонну лазил я. Гарт ждал внизу.
– Неужели? – растерялся Райан. – А тот случай, когда дядя Гарт вступил в бой сразу с четырьмя немецкими самолетами?
– Не Гарт, а я. У меня не было выбора: они погнались за нашим бомбардировщиком, и он был бы сбит, если бы я их не отвлек. Там действительно потребовалась храбрость, но не от одного меня, а от всего экипажа – особенно от пулеметчика в хвостовой башне. Нам повезло, что мы остались в живых.
В искренности Гриффита не приходилось сомневаться. Так неужели полные любви рассказы матери про смельчака Гарта были способом поведать Райану о его отце? Интересно, решилась ли бы она когда-нибудь открыть сыну правду?..
– Мы будем сидеть здесь всю ночь?
Райан молча завел мотор и, следуя инструкциям Гриффита, домчался до его дома в Хэмпстед-Хит. Вылезая из машины, он дружески похлопал ладонью по баранке «Феррари».
– Может, зайдешь на минуточку? – предложил Гриффит. – У меня есть фотографии твоего дяди и деда с бабкой.
Райан колебался. Ему вспомнился клан Уэсткоттов – тупые неряхи, которых он всегда стыдился. Какими окажутся его настоящие родственники? Ведь ради того, чтобы познакомиться с ними, он, собственно, и отправился в Англию…
В доме Райана поразила дорогая мебель. Школьником он любил смотреть телевизор и имел представление об образе жизни богачей по сериалам. Здесь же все говорило о вкусе владельца, а именно тонкий вкус его мать всегда ценила больше всего. Но разве у людей со вкусом принято увешивать стены картинами от пола до потолка?
Пригласив Райана в заваленную книгами комнатушку, Гриффит достал потертый фотоальбом. Райан медленно перелистал первые несколько страниц – сплошь дядя Гарт и Гриффит рядом со своими самолетами: валяются на крыле, гримасничают в кабине, стоят на хвостовом оперении, висят на пропеллере. Любому дураку видно, что они были закадычными друзьями и любили летать.
– А это Луиза и Том Бейли, родители твоей матери, – Гриффит указал на пожилую пару на следующей странице.
Райан пригляделся к обоим. Квадратной челюстью и острым носом он пошел в деда.
– Они погибли во время бомбардировки Лондона?
Гриффит грустно кивнул:
– Я сделал эти фотографии на семейном обеде, который они устроили в мою честь. Спустя считанные дни немецкая бомба угодила прямиком в их дом. Слава богу, что Мэри и Гарта не оказалось дома.
Райан рассматривал черно-белые снимки. Вот его мать под руку с Тилли, на голове – старомодная шляпка. Мать и дядя Гарт гримасничают перед объективом. Мать показывает пирог, испеченный, видимо, по этому торжественному случаю. Мать в летной куртке Гриффита.
– Что это? – спросил Райан, указывая на фотографию, на которой его мать демонстрировала изнанку куртки.
– Я нарисовал на подкладке куртки карту. Никогда ведь не знаешь, когда и где тебя собьют. Мне не хотелось потеряться.
У Райана пробежал по коже холодок. Во Вьетнаме, отправляясь на задание, он всегда брал с собой подробную разведывательную карту.
Гриффит улыбался своим воспоминаниям:
– Карта пригодилась. По этому поводу мы и веселились. Меня сбили, две недели обо мне не было ни слуху ни духу. Я прятался во французской рыбачьей деревушке и размышлял, на чем бы переправиться через Ла-Манш. Трудная задача, когда знаешь одну-единственную фразу по-французски. Я услышал ее от твоей матери: «Vrai amour ne se change». – Гриффит вздохнул. – «Истинная любовь не меняется».
