Он кивает, соглашаясь с разумной версией. Психические заболевания не передаются половым путем.
— Можно я еще раз приеду, Ваня?
Доронин вздыхает в ответ:
— Зачем тебе это?
— Просто, — отворачиваюсь, не находя нужных слов.
Ему еще предстоит пережить похороны Яны, и мне хочется быть с ним рядом в нужный момент. Я все равно люблю Доронина, ощущая тепло от мыслей о нем. Я не загадываю наперед, чем кончится эта история, но ведь никто не мешает просто мечтать о счастье.
— Приезжай, — мы сталкиваемся взглядами, и я киваю, благодаря. Нельзя сейчас требовать от него большего; всем нам, после случившегося, требуется время, чтобы прийти в себя.
После Петр отвозит меня домой и останавливает, когда я уже выхожу из машины:
— Аня.
Вопросительно смотрю на него.
— Я должен ненавидеть тебя. За то, что она умерла, а ты спаслась и стоишь тут, живая. Но не могу. Почему, не знаешь?
Пожимаю плечами. Самой бы разобраться в своих чувствах, где тут до других.
— Ивану понадобится твоя помощь.
— Я всегда буду рядом. Если тебе тоже…
— Нет, — грубо прерывает он и добавляет чуть мягче, — всегда есть бабы и алкоголь, чтобы утешиться.
Фраза, не требующая ответа. Петр уезжает, не прощаясь, а я присаживаюсь на скамейку у подъезда, не поднимаясь домой.
Кручу в руках телефон, позаимствованный у папы, и, не выдержав, набираю номер Елены, по традиции, совершенно не представляя, о чем будет наш разговор.
— Да, — отвечает она чужим, незнакомым мне голосом, и я не уверенно начинаю:
— Лена…
Но она сухо прерывает:
— Извини, я очень занята, — и отсоединяется.
Я гипнотизирую стену, раздумывая о том, что сейчас произошло, а потом качаю головой. Возможно, настал мой черед помогать ей пережить то, что случилось.
Несколько раз меня вызывает Толик для дачи показаний. Я пересказываю пережитую ночь ужасов, к третьему разу начиная относиться к истории так, будто она произошла не со мной. Так легче.
Шептуны обретают гармонию со мной, превращаясь в подружек. Я пытаюсь принять себя такой, с голосами в голове, способными спасти жизнь, прийти на помощь, когда нужно. Возможно, я сильно отличаюсь от других людей, но кто сказал, что это плохо? Мы с ними начинаем верить в дар, а не в проклятье.
Когда я днем иду забирать вещи из дома Ивана, то замираю возле квартиры Кирилла. Он так и остается для меня темной лошадкой; звоню в дверь, ожидая ответа, но никто не открывает. Пока я топчусь, раздумывая, выглядывает бабушка — соседка, узнавая меня в лицо:
— Ты к Кирюшке, что ли? — и, не дожидаясь, продолжает, — так он съехал. Квартиру на продажу выставил.
— Давно? — удивляюсь.
— Да вот сегодня зашел сказать. Оставил номер, надо?
Киваю, сама не зная, зачем, и записываю в мобильный.
В квартиру Ивана вхожу с опаской. Сердце стучит как бешенное, точно за углом по-прежнему прячется темнота, все еще одержимая мною.
«Он в больнице».
«Все же закончилось»
«Не ссы!»
Комната выглядит печально; под ногами следы ботинок, все затоптано, на полу — разводы запекшейся крови. Достаю сумку из-за тумбочки, закидываю на плечо, и замираю, прощаясь с местом, где было и очень хорошо, и очень плохо.
— Я выжила, — напоминаю себе еще раз и бегу в бабушкину квартиру, вспоминая, что сегодня должны привезти заказ из интернет-магазина.
Мама кормит меня наваристым супом, в который раз пытаясь расспросить, чем закончилось наше расследование, но я отделываюсь краткими фразами. Ни к чему ей знать страшные подробности. Папа догадывается, но молчит, переводя тему.
В дверь звонят, и отец уходить открывать ее курьеру. Тот вносит большую картину в позолоченной раме.
— Басаргиной Анне Евгеньевне, — протягивает ее молодой человек. Я удивленно ставлю подпись на документах, решая, что это какая-то ошибка на складе. Разворачиваю полотно к себе и замираю. На нем изображена обнаженная женщина, в объятиях тумана с человеческим лицом. Губы их сплетаются в поцелуе, темные руки тенью покоятся на светлом теле, прижимая ее к себе.
Снизу есть подпись — Антонио Аллегри, «Юпитер и Ио».
Парализующий страх охватывает тело, когда до меня доходит смысл послания. Божество и его возлюбленная. Ио, вечный спутник Юпитера, дочь Инаха. Инахис Ио. Бабочка Павлиний глаз. Я достаю телефон, чтобы набрать номер Ивана, но Доронин опережает меня всего на мгновение.
— Аня, — я чувствую по голосу, как нервничает полицейский. — Он сбежал! Черт, будь осторожна! Я сейчас приеду.
Но я уже и без него знаю, что Адам снова на свободе и ничего еще не закончено. В раму воткнут маленький конвертик. Вскрываю его, читаю записку и закрываю глаза.
«Бойся, мотылек», — значится там.
P
