— Уйди отсюда.
— Куда?
— Куда хочешь. Мне все равно, — он поднялся со стула, все так же старательно пряча от меня лицо. — С меня хватит.
Он собрался выйти из кухни, но я решительно преградила ему путь.
— Слушай… подожди. Расскажи мне, что случилось. Умоляю! Я ничего не помню! Что бы ни было, Кир, я просто ничего не помню!
Его лицо напряглось, от едва сдерживаемого отчаянья, но спустя несколько секунд он спокойно ответил:
— С чего бы тебе помнить, Вика. Под кайфом люди часто забывают даже свое имя.
В моей гудящей голове все совершенно перемешалось. Под каким кайфом? Это же… это же надо было принять наркотики, чтобы быть под кайфом. Но я бы никогда… Что за бред вообще?! Да, я не помню, у меня жутко все болит. Наверное, я просто оступилась и ударилась головой — отсюда и потеря памяти. Или меня огрели по затылку и хотели ограбить. Либо… да мало ли!
— Это неправда. Этого не может быть.
— Я тоже так думал. Но, черт возьми, немного смыслю в таких вещах. И сегодня утром, когда я нашел тебя около двери, картина была более чем ясная. Кстати, тебя принесли домой, как котенка, и позвонили в дверь, а потом убежали. Даже не знаю, кто бы это мог быть, — с презрением поморщившись, тихо добавил он.
О, нет. Нет, нет, нет! Как это вообще могло произойти?! Может, я понравилась кому-то из сомнительных Алисиных друзей и он мне что-то подсыпал? Или я съела что-то в клубе, и у меня был приступ аллергии? Или меня похищали инопланетяне? Меня била жуткая дрожь, а из глаз давно потекли слезы — странно, даже не заметила, когда.
— Да, еще. Советую тебе пройти обследование.
— Почему? — еле слышно выдохнула я.
— Судя по вывернутому наизнанку белью, у тебя вчера была бурная ночь. И если ты действительно не помнишь, с кем, то лучше сходить к врачу.
Его голос сорвался на шепот, в котором явственно слышалась боль: адская, нестерпимая, почти такая же, как если ему отрубили часть тела — от напряжения на его шее задрожала маленькая жилка. Кирилл стиснул зубы и решительно отодвинул меня с дороги, направившись к выходу, но я повисла на его руке, со всей силы вцепившись в нее. Ни за что не выпущу его из комнаты. Если он сейчас уйдет, я потеряю его навсегда.
— Вика, пусти. У меня нет сил, я не спал всю ночь.
— Нет, нет… подожди, — в голове метались хаотичные, разрозненные мысли, слышался гул тысячи летящих самолетов, грохот перестрелки — все, что угодно, только не слова оправдания. — Кирилл, послушай… Я правда ничего не помню! Но уверена, что я… я бы никогда…
— Так, — ледяным тоном сказал он. — Это все меня уже не интересует. Теперь — что мы делаем дальше. Первое. Нашим отношениям конец. С меня хватит. Второе. Вместе мы жить не будем. Я, наверное, перееду куда-нибудь на пару недель, пока найду для тебя жилье. Но собери свои вещи на всякий случай, пожалуйста. Я попробую достать тебе комнату в общаге уже сегодня.
— Не-е-ет, — застонала я. — Зачем ты все это говоришь?!
— Третье, — не обращая внимания на мои всхлипы, продолжил он. — Я не могу бросить тебя вот так — ты совершенно не умеешь себя контролировать. Поэтому какое-то время буду за тобой приглядывать и найду хорошего специалиста. Если ты не захочешь меняться, дело твое.
— А если поменяюсь?! — с жаром подхватила я, упершись руками в дверные косяки, чтобы не выпустить его в коридор. — Я согласна на любого мозгоправа, Кир! На монастырь, на что угодно… Я люблю тебя, очень, очень! Но я правда не знаю, как эти чертовы наркотики попали в меня…
— Да, человек всегда может измениться. Но это не всегда означает, что отношение к нему станет прежним, — проговорил он, наконец прямо взглянув мне в глаза. Его взгляд полоснул меня холодом. Руки безвольно опустились сами собой. Какую-то секунду он смотрел мне в лицо, будто пытаясь запомнить, а потом осторожно снял с моего пальца кольцо. Повернулся и вышвырнул его в окно.
Я плохо помню, что было дальше. Кажется, я ползала за ним по квартире, рыдала, хватала его за футболку, за руки… Кирилл пару раз, поморщившись, отмахнулся, но больше не проронил ни звука. Надел пальто и ушел. Я долго смотрела на дверь, захлебываясь в слезах, и с совершеннейшей ясностью понимала, что в эту же секунду он навсегда покинул мою жизнь.
* * *
Несколько часов я пролежала без малейшей возможности пошевелиться, держа в руке так и не включенный с вечера мобильник. Потом, сделав невероятное усилие, я все же нажала кнопку, и на меня мгновенно обрушился шквал сообщений. Восемнадцать вызовов. Он звонил мне всю ночь, чуть не каждые десять минут. Мне захотелось швырнуть телефон о стену от отчаяния и злости на саму себя, но останавливало одно — я хочу позвонить ей. Я хочу услышать ее версию того, что случилось вчера вечером.
Первый звонок не дал результатов, как и последующие шесть раз. Я закрыла глаза, точно зная, что сейчас делает Алиса. Сидит, обняв колени, на кровати, и с ужасом смотрит на разрывающийся мобильник.
Бесполезно. Я сползла с кровати и зарылась в свой шкаф. Сомневаться, что Кирилл пошутил и не собирается воплощать в жизнь ничего из обещанного, мне не приходилось. По щекам медленно катились слезы, но я старалась дышать как можно чаще, чтобы не разрыдаться опять. Около пяти он вернулся, не поднимая на меня взгляда, и тихо сообщил, что договорился о месте в университетском общежитии. Недели две мне придется прожить там, пока он найдет нормальную квартиру с хорошей хозяйкой, потому что оставлять меня одну нельзя. В былые времена я бы закатила скандал, дескать, не хочу жить с какой-то бабулькой, которая будет копаться в моих вещах и ругать меня за разбросанную одежду, но сейчас только молча кивнула. У меня не было ни сил, ни отваги спорить с ним.
Мы пришли в общежитие — моя комнатка, больше похожая на карцер в тюрьме, чем на жилье для студентов, оказалась на втором этаже, вместе с хозяйственными помещениями. Кирилл довел меня до дверей. Он опять смотрел в пол, его лицо, до сих пор бледное до невозможности, теперь было отрешенным и спокойным. На прощанье он немного задержался, будто хотел что-то сказать, — признаюсь, у меня даже шевельнулась надежда на то, что мы сможем помириться, но этот мираж развеялся мгновенно, едва он с горечью махнул рукой и скрылся в темноте облезлого коридора.
Я лежала на голом матрасе рядом со своим чемоданом, не в состоянии ни расстелить постель, ни развесить вещи в узкий, пахнущий средством от моли шкаф. На улице почти стемнело, хотя мрачные тучи, висевшие над городом с самого утра, и так создавали иллюзию сумерек целый день. В эту минуту внезапно запел Тимберлейк. Яркий свет экрана больно резанул по напухшим до невообразимого состояния глазам.
