– А где он?
– Да ведь он же болеет, – хмыкнул Тау. – Я думал, он дома. С вами.
– Спасибо, – пробормотала Настя и во избежание каких бы то ни было расспросов повесила трубку.
И тут же, не раздумывая, набрала их домашний номер.
После звонка Милки Сене больше всего хотелось закрыть дверь на засов, отключить телефон и опять плюхнуться в постель. Голова была пустой и тяжелой, как немытый котел из-под тюремной перловки.
Однако он сделал над собой усилие – отправился в ванную.
Залез в душ. Под струями воды – горячей, холодной, потом обжигающе горячей, затем пронзительно холодной – стал смывать с себя пот и похмелье.
Приходил в чувство. Мылил и драил себя мочалкой. Оглаживая свое тело – несмотря на полное отсутствие спорта в его жизни, крепкое, мускулистое – думал: «Да и черт с ней, с Настей!… Ушла – так ушла. Тоже мне, цаца. Проживу и без нее. Раз она такая наглая и гордая… Мне двадцать шесть лет. Я здоровый, молодой и сильный. И денег у меня полно… Не будет рядом Настьки – будет кто-нибудь еще. Может, Милка. А может, другая. Девок в Москве полно. Молодых, и красивых, и умных… И любая за счастье почтет…»
Словно в доказательство – несмотря на многодневную пьянку (а может, и благодаря ей) – его дружок подтянулся, наполнился силой… Пришлось, чтоб успокоиться, сделать душ совсем ледяным…
Потом Арсений долго брился (два раза порезался старым станком), чистил зубы… Затем проветривал в квартире, кормил оголодавших рыб, убирал постель, выносил на помойку пустые бутылки – их оказалось ровно пятнадцать…
В голове после многодневного пьянства была восхитительная пустота. И когда в десять минут девятого раздался звонок в дверь, Арсений открыл, а на пороге оказалась Милка с тяжелой сумкой в руках, он немедленно, не давая снять дубленку, притянул ее к себе и поцеловал в губы. Она ответила на поцелуй, потом сказала: «Пусти, сумасшедший…» Бережно поставила сумку на пол, прошептала: «Там еда…»
И он ее снова требовательно поцеловал… Распахнул ей дубленку, затем пиджак, расстегнул блузку, добрался до тела… Расстегнул лифчик (какая удача, замочек оказался спереди), впился в грудь… Она не сопротивлялась, только постанывала… Затем они – он не помнил как – оказались в кровати… Потом все очень быстро кончилось, и только в сумерках белела разбросанная по полу одежда, а голая Милка рядом с ним закуривала… А потом он довольно скоро снова почувствовал желание, и опять вошел в нее – и в этот раз все уже было по-настоящему: долго, сильно… И доказательством этой силы были постанывания, а потом вскрикивания Милки, и ее ногти, раздирающие ему спину, а потом ее длительная судорога…
Затем наконец все кончилось. Он откатился в сторону. Милка замерла, раскинув руки и закрыв глаза. Она тихонько улыбалась. Грудь ее вздымалась. Даже в темноте было заметно, как она раскраснелась, разгорячилась.
Арсений встал и пошлепал на кухню. Во всем теле он чувствовал ту же замечательную опустошенность, что и в голове.
В потемках снял с плиты железный чайник. Отпил прямо из носика. Подумал злорадно: «Ну вот, Настька, – я тебе наконец и отомстил. И за Эжена, и за этого твоего прокурора… И еще, наверное, за кого-то – о ком я даже не знаю…»
Он взял в ванной халат. Включил свет. Из зеркала на него глянуло изрядно помятое, но раскрасневшееся, довольное, молодое лицо.
Появилась Милка. На плечи она накинула его рубашку.
«Не рано ли она моими вещами распоряжается? – с неудовольствием подумал Арсений. – Это только Насте дозволялось!…»
Милка зажгла в коридоре свет. Склонилась над своей обильной сумкой. Весело прокричала:
– Сейчас я буду тебя кормить!
– Ты меня уже накормила, – улыбнулся он.
– Это не то, – засмеялась она. – Смотри, что я тебе привезла. И сыр швейцарский, и ветчинка, совсем без жира, и кофе растворимый…
– Обделяешь ты своего мужа, – ухмыльнулся он.
– Обожмется! – расхохоталась она. – Он меня тоже кое-чем обделяет.
– А я?
– Ты? – пропела, веселясь, она. – Ты – нет. Ты, наоборот, – наделяешь. Ты – просто супер.
И тут прогремел телефонный звонок.
Арсений двинулся в прихожую к аппарату, но Милка – она была ближе – уже успела схватить трубку.
– Алло-у? – пропел в трубке женский голос.
Настя на секунду остолбенела. И тут же нажала на рычажки отбоя. Короткие гудки.
Что это?
Ведь она звонила домой. К ним домой. Арсению. При чем тут какая-то баба?
Может, Настя ошиблась? Или станция соединила ее не с тем номером?
Настя потянулась было позвонить еще раз, но потом сообразила, что голос в трубке показался ей знакомым. Очень знакомым.
А еще через минуту она поняла, чей это голос.
Это голос ее заклятой подруги. Милки.
Да, это Милка. Сомнений в том быть не могло.
– Кто там звонил? – крикнул из кухни Арсений.
– Бросили трубку, – ответила Милка. – Наверно, ошиблись. Или, – она лукаво расхохоталась, – или это твоя благоверная.
– Благоверная? Настька то есть? Думаешь? – недоверчиво произнес он. – Вообще-то она уже кучу времени мне не звонила.
– А сейчас взяла и позвонила, – дразня его, сказала Милка.
– Ну-ну… Если так… – Он ухмыльнулся. – Думаю, ей приятно было слышать твой голос… Ну и поделом! Будет знать!…
– Недобрый ты, – расхохоталась Милка. – А ведь ты ее так любил, так любил!…
– Ладно, Милка, – нахмурился он. – Давай лучше тащи свои припасы. Будем ужинать!…
– А она к тебе сюда разбираться не приедет? – игриво спросила Милена.
Настя сидела за своим рабочим столом – перед рукописью, в которой она ничего не понимала. Попыталась сосредоточиться – но бесполезно. Строчки плыли перед глазами.
Щеки и лоб полыхали огнем. Вдруг она сорвалась с места. Больше всего на свете ей захотелось ворваться туда. Туда, в ту квартиру, где сейчас эти двое.
Как они посмели? Как он посмел? Привести к ним домой бабу?! Ей дико захотелось помчаться туда – вбежать, и схватить эту гадину за волосы, и таскать ее по квартире, и выгнать пинками на улицу – голую, голую, всем на потеху!…
Боже, ну за что ей, Насте, это унижение!…
Или? Или позвонить туда еще раз? Удостовериться? Понять все точно? Попросить к трубке Арсения? Объясниться с ним?
Да нет, что там объясняться! В чем удостоверяться?! И так понятно: это Милка. Воспользовалась ее отсутствием. И немедленно прыгнула к Сене в постель. У-у, злобная, завистливая сучка!…
Но что же ей-то, Насте, теперь делать?
Милка организовала стол ничем не хуже, чем Настя.
Тоненько порезала сыр, ветчину, и даже салат сварганила из огурцов (где только достала!) с яйцами и майонезом. Хлеб щедро намазала дефицитным сливочным маслом.
