– Выпить хочешь? – спросила не без подвоха.
Он поморщился.
– Ну, тогда и я тоже не буду. С тобой за компанию.
– Ты ко мне надолго? – напрямик спросил он. – На вечер, на ночь?
– А если я скажу «навсегда»? – кокетливо сказала она.
На лице Арсения ничего не отразилось: ни радости, ни, слава богу, ужаса.
Но и не ответил он ей ничего.
– Ладно, ладно, шучу, – пошла Милка на попятную.
– А откуда ты узнала, что я один?
– Я же говорила тебе: разведка донесла.
– А где твой муж?
– Муж объелся груш, – захохотала Милена.
– А-а, понятно: «открытый брак», – усмехнулся он. – А любовник?
– Сеня, Сеня! Какой любовник?… Что за допрос!… Али ты ревнуешь?
– Еще чего.
– Я к тебе, собственно, по делу пришла.
– По делу? Ну… Хорошее у нас с тобой было дело. Мне понравилось.
– Совсем не за этим, дурачок! Это ты все не так понял! Вы вообще, мужики, простые – как пять копеек. Только одно у вас на уме. Чего вот ты на меня прыгнул, как бешеный тигр? Не дал даже дубленку снять!…
– Слишком давно ты меня дразнила.
– Я?! – ненатурально удивилась она. – Дразнила? Да ведь я к тебе отношусь просто как к другу. Точнее – как к близкому человеку моей любимой подруги. И просто пытаюсь тебе помочь. Оказываю моральную поддержку.
– Ты уже морально меня поддержала. Излечила от спермотоксикоза.
– Фу, какая гадость! Пошлый ты все-таки, Сенька, как и все вы, кобели!… – Она брезгливо сморщилась. – А ведь я к тебе действительно по делу пришла.
Арсений, насытившись, подошел к ней. Наклонился, обнял.
– Я вижу, что по делу, – промурлыкал он.
Его руки заскользили ниже, забрались под рубашку.
– Подожди! – закричала она. – Перестань. Перестань, кому говорят!… Я… Я ведь узнала, что ты просил…
Руки Арсения замерли.
– Что?
– Ну, насчет твоего кооператива узнала… Медцентра этого… «Катран-меда»…
Он отступил.
– И – что? – спросил, прищурясь.
– Я узнала, кто его заказал. Кто вас закрыть хочет.
– Ну, и…?!
– Знаешь, Сеня… Есть одна корпорация. Крупная. Западная, фармацевтическая…
Она сделала паузу.
– Говори! – властно поторопил он.
– Так вот: это они. Они почему-то хотят, чтобы вы ушли. Чтобы вы закрылись. Чтобы и духу вашего в Союзе не осталось… Эта корпорация сей вопрос и лоббирует… То есть платит кому надо – и в Минздраве, и в горздравотделе… Вот чиновники и стараются. Отрабатывают денежки…
– Чем же наш центр западникам помешал? – резко спросил Арсений.
От его желания и игривого настроения не осталось и следа. Милка хорошо это заметила и пожалела, что затеяла разговор слишком рано: «Этак у него больше ни на что и сил не останется. Все ж таки стресс!…»
– Не знаю я, чем вы им помешали, – покачала она головой. – Понятия не имею. Может, эта компания сама в Союзе хочет какое-то лекарство против рака продавать. А может, еще что…
– А как она называется?
– Ох, ну какая разница!… Главное – большая, многонациональная, с многомиллиардным оборотом – в долларах.
– И ты точно уверена, что все дело в ней, в этой компании?
– Да. Абсолютно. Я специально узнавала в двух, как говорится, независимых друг от друга источниках… И оба говорят одно и то же.
– Что за источники?
– Ох, Сеня, ну какой же ты любопытный!… Какая тебе разница?
– А все-таки?
– Один – это мой муж. А второй… Второй – ну, это еще один человек…
– Понятно, – усмехнулся он. – Второй – еще один твой любовник.
Арсений прошелся по кухне. Остановился.
– А как с ними можно договориться?
– С кем?
– Ну, с этой… Корпорацией…
Милка расхохоталась.
– Ты, Сеня, кажется, не понимаешь. Это крупная западная транснациональная компания. Да у нее денег больше, чем у всего Советского правительства!… Да они все на свете, если захотят, смогут купить. И всех наших врачей и чиновников, хоть в розницу, хоть оптом… А если кто-то – ты или там еще кто шибко принципиальный – вдруг взъерепенится, они ведь и убить могут. Это им тоже запросто… Что ты-то, простой советский человек, с ними сделаешь?
– Нет, они не могут так поступать, – покачал головой Арсений. – На Западе все играют честно.
– Честно?! – рассмеялась она ему в лицу. – Ох, Сеня, какой ты наивный!… «Честно»!… Да они там настоящие акулы!… Не катраны – а акулы!… Правильно наши международники писали!… Да они за лишнюю сотню долларов разорвать тебя готовы!… И чем крупнее бизнес – тем яростней они тебя порвут… И у нас скоро такое будет!… Из-за контрактов да заказов убивать станут!…
– Прямо уж: убивать!… – усомнился он.
– А вот увидишь!
– И что же: ничего нельзя сделать? – растерянно, даже жалобно, спросил Арсений.
Она пожала плечами.
– Я думаю, абсолютно ничего.
– И ты ничем не можешь помочь?
– А как, Сенечка? Как?!
– Так что же мне делать?! – вдруг выкрикнул он, и она своим чутьем поняла: это он спрашивает не у «источника информации» – а у женщины. Женщины, с которой он разделил постель и от которой теперь, возможно, ждет хоть какой-то поддержки.
– Ох, не знаю, Сенечка… – вздохнула Милка. – Боюсь, что ничего… Ничего ты с ними не сделаешь…
Часть третья
Жизнь в Венеции
Март 1991 года. СССР, Москва
Таскать домой папки с рукописями Насте было не привыкать.
Настоящая советская женщина: на плече сумочка, в руке – тяжелый полиэтиленовый пакет. Слава богу, не надо нестись после трудового дня добывать продукты. И бежать за Николенькой в садик.
Бытовые хлопоты мать взяла на себя – хотя Настя с трудом представляла себе величавую Ирину Егоровну в очереди, к примеру, за подсолнечным маслом.
«Так и жизнь проходит… – с легкой, почти нарочитой печалью думала Настя. – Работа – дом… Сын и быт… А мне – всего-то двадцать шесть… И закат уже не по-зимнему долгий… Хоть и ледяной ветер задувает в рукава дубленки, но небо уже светлое, синее, и над крышами домов сверкает на этом аквамариновом тоне закатная звезда… И понимаешь, что зима действительно прошла или скоро пройдет… И хочется мечтать и делать глупости…»
Настя свернула из тихого переулка на улицу, ведущую к метро.
– Ай!
На нее со всего маха налетел мужик.
Настя отшатнулась. Ударчик получился будь здоров. Настя, слава богу, удержалась на ногах, но старый полиэтиленовый пакет не выдержал, ручка лопнула. Папки с рукописями грохнулись наземь. Одна из них раскрылась, вывалила листы на тротуар.
– Ох, извините, – простонал мужик. – Вы не ушиблись? Ради бога, извините! Я такой неловкий!…
Он немедленно присел на корточки и начал собирать рукописи.
Настя пробурчала: «Медведь!» Хотела добавить что-нибудь еще, какую-нибудь уж совсем язвительную грубость – кто может быть раздраженней, чем русская женщина, идущая с работы! Однако сдержала готовое сорваться с уст оскорбление.
