— Да ладно тебе, скажи! Ну, скажи!
— Просто я подумал… ты только не обижайся… Короче, если бы ты ее убила, она бы не отделалась одним ударом.
На всякий случай он все-таки сделал один небольшой шаг к двери, опасаясь скандала, но Марина, к его удивлению, лишь звонко расхохоталась.
— Слушай, ты прямо прочитал мои мысли… Как же она меня доставала!
— А как она доставала меня, это вообще нечто неописуемое, — усмехнулся актер.
Но они недолго обсуждали поведение Наташи Тепловой, потому что у них нашлись более интересные темы для бесед, и вообще очень скоро их общение перетекло в другую плоскость — из-за чего утром даже пришлось вызвать администраторшу и жаловаться на сломанную кровать.
Пока во втором корпусе «Мечты» кипели страсти, в первом корпусе вообще творилось нечто неописуемое. Телефон разрывался от звонков, и девушка Анжелика, сидевшая на ресепшн, вскоре оказалась в самой настоящей осаде. Звонили журналисты и просили подробнее рассказать о случившемся, другие журналисты требовали забронировать номера, третьи — просто ротозеи — звонили, потому что им было нечего делать, а именно телефон первого корпуса был по умолчанию указан во всех справочных системах как основной. Также поступило несколько категорических требований забронировать на будущее тот самый номер, где случилось убийство, причем два раза пожелания исходили от молодоженов, которые искали, где бы им провести свой медовый месяц. Голова у Анжелики от таких просьб шла кругом, и девушка чувствовала себя самым несчастным человеком на свете.
— Ты только спроси, труп оставить на месте или убрать, — посоветовал ехидный Анжеликин сменщик Никита, молодой человек в стильных очках и с прыщом на подбородке. — С трупом, мол, бронирование дороже…
— Хорошо хоть, убийство произошло не в нашем корпусе, — пожаловалась Анжелика, вешая трубку после того, как она в очередной раз сказала, что все номера у них заняты, свободных нет и не предвидится. — А то бы нам вообще житья не дали…
Телефон, выдержав секундную паузу, зазвонил снова.
— Слушай, может, ты на пять минут меня подменишь, а? — жалобно спросила Анжелика. — Я даже отлучиться не могу…
— Ничем не могу помочь, — ухмыльнулся Никита. — Моя смена уже кончилась, теперь твой черед…
И он удалился в кабинет администраторши первого корпуса Надежды Владимировны, которая была по совместительству его родной теткой.
Пятидесятишестилетняя Надежда Владимировна была человеком старой закалки и совершенно не могла взять в толк, каким образом громкое убийство может положительно отразиться на имидже несравненной гостиницы «Мечта».
— Ведь это же ужас, Никита, просто ужас! — восклицала она, воздевая свои маленькие морщинистые ручки, унизанные кольцами.
— И ничего подобного, тетя, — хладнокровно возражал Никита. — Нам сделали отличную рекламу. Я думаю, цену на тот самый номер имеет смысл поднять как минимум в десять раз…
— Ей-богу, ты меня до сердечного приступа доведешь! — возмущалась тетушка. — Молодежь! Какие вы все стали бессердечные… Вот мы в ваши годы были совсем не такие!
Как раз в то мгновение, когда Анжелика всерьез обдумывала соблазнительную перспективу уволиться немедленно, прямо сейчас, собрать свои пожитки и уйти, не оглядываясь, в холл спустились двое граждан шкафообразного типа, тащившие чемоданы, которые, судя по их кокетливой расцветке, явно принадлежали женщине.
Один из бугаев подошел к стойке, а второй остался караулить груду чемоданов.
— Ирина Алмазова, номер семьсот девять, сейчас съезжает, — сказал шкафообразный человек неожиданно мягким и нежным голосом. — Она типа как на две недели забронировала номер. Можно типа так решить вопрос, чтобы вернуть остаток?
Анжелика похолодела. Дело в том, что если и существовали на свете вещи, которые администрация «Мечты» ненавидела всей душой, то это был как раз возврат денег. Неважно за что, неважно в какой форме и неважно когда — служащие гостиницы были обязаны любой ценой избегать возвратов, иначе они рисковали возместить их из собственной зарплаты.
Перво-наперво Анжелика (природная брюнетка, красившаяся в золотисто-белокурый цвет, который очень шел к ее лицу с тонкими черными бровями) решила включить блондинку и потянуть время.
— Э… — прощебетала она, хлопая ресницами и очень достоверно изображая смущение. — Ирина Мазова, говорите?
— Алмазова, — поправил шкаф, снисходительно взирая на нее.
— А! Сейчас, минуточку…
Но никакого «сейчас» не получилось, потому что как раз сейчас зазвонил телефон, из врага номер один превратившийся в спасительного друга.
Улыбнувшись на всякий случай собеседнику, Анжелика с готовностью сняла трубку.
— Алло!
…В номере семьсот девять Аркадий как раз заканчивал как попало заталкивать вещи Иры в последний чемодан. Молодая женщина сидела на стуле, не пытаясь даже делать вид, что она помогает своему спутнику, и упрямое выражение ее лица выводило банкира из себя.
— Ира, мы все забрали? Ничего не забыли?
Ира Алмазова перестала делать вид, что она рассматривает, какой оттенок имеют летние сумерки за окном, и повернула голову.
— Что? — рассеянно спросила она.
— Я спрашиваю: мы ничего не забыли? — уже с раздражением спросил банкир.
— Я никуда не поеду.
Услышав эти тихие слова, произнесенные между тем крайне отчетливо, Аркадий остолбенел.
— Что ты сказала? — выкрикнул он, подскакивая к молодой женщине. — Повтори! А?
Раньше такой способ работал безотказно, и Ира всегда реагировала одинаково: беспомощно съеживалась, и на ее лице проступало выражение маленького затравленного зверька. Но, очевидно, привычная угроза выработала свой ресурс, потому что молодая женщина даже не шелохнулась.
— Я сказала тебе: я никуда не поеду.
— Ты что это, а? Оставь этот тон! Как это ты не поедешь, а? Еще как поедешь!
Но, интуитивно почувствовав, что на этот раз обычных воплей может оказаться недостаточно, он решил прибегнуть и к более весомым аргументам:
— Ты что, не поняла, что тебя собираются обвинить в убийстве?
Однако Ира только пожала плечами.
— Я не успела объяснить следователю… Мне надо будет сказать, что он не так меня понял. И вообще, я никого не убивала.
— Ну да, ты просто скажешь, и тебе поверят! — насмешливо фыркнул банкир.
— Поверят. Потому что я действительно не убивала.
Это было что-то новое, совершенно непривычное для него. Бунт — мятеж — неповиновение — она за дурака его считает, что ли? Он почувствовал, что заводится, и побагровел.
