— Работа в Луисвилле намного лучше. И я там буду намного счастливее.
«За такую ложь, — подумала Лоретт, — я вполне заслужила приз года». Сейчас она уже и не надеялась, что когда-нибудь будет счастлива. Но, по крайней мере, слезы у нее высохли, и теперь она не плакала, а лишь испытывала тупую, ноющую боль в груди.
— Я был в Луисвилле в сорок шестом году, и в этом дерьмовом городе ничто не могло меня удержать. Там тебе не понравится! — заявил он тоном, не терпящим возражений.
Лоретт подошла к нему и, зайдя за спинку стула, обняла его за шею. Ей сейчас было очень грустно, она чувствовала себя покинутой, и ей требовалась хоть какая-то моральная поддержка.
— Я буду скучать без тебя, дедуля. А ты?
Никогда не поддаваясь излишней сентиментальности, старик что-то пробормотал себе под нос, а потом, запинаясь, громко проговорил:
— Тебе… нечего делать в Луисвилле.
Лоретт, резко выпрямившись, отбросила упавшие ей на глаза пряди волос.
— Нет, я туда все же поеду! У меня там будет гораздо больше дел, чем здесь, даже если я и останусь. Сегодня я соберу свои вещи, а уеду завтра утром.
«Чем скорее я уеду из этого города, тем скорее стихнет постоянно терзающая боль», — думала Лоретт.
— Хм!
Лоретт, глядя на старика, тоскливо улыбалась.
Она наверняка будет скучать без дедушки, и ей очень не хотелось оставлять его здесь одного. Ее страхи, правда, немного рассеялись после того, как она уговорила одну пару, живущую через улицу напротив, повнимательнее присматривать за их домом. Она, конечно, ничего не сказала об этом деду: его бы оскорбила сама мысль о том, что он не может постоять за себя.
Но проблема с его винокурней все еще оставалась нерешенной. За все то время, пока она находилась здесь, ей так и не удалось убедить старика расстаться с ней, и это стало еще одной причиной, заставлявшей ее покидать Локэст-Гроув. К тому же у нее не было никаких веских причин задерживаться здесь…
Подойдя к другому краю стола, Лоретт стала убирать масло и молоко.
Дедушка наблюдал за ее действиями своими острыми, когда-то голубыми, а теперь совсем выцветшими глазами.
— Если учесть, что ты работаешь в полиции, и работаешь хорошо, не могла бы ты сказать мне, что за тип постоянно следит за мной?
Лоретт бросила на него удивленный взгляд:
— О чем это ты говоришь?
— Какой-то человек на голубом автомобиле следует последние три или четыре дня буквально по пятам за мной.
Она приподняла брови:
— Откуда ты знаешь?
— Да я постоянно вижу его там, где нахожусь! Вчера вечером я пошел в Колс. Только взял прикуп из пяти карт, как он явился и устроился играть за соседним столом. Он сделал вид, что оказался там совершенно случайно, — имей в виду! Мне тогда подумалось, что, может, речь идет о простом совпадении, но он всегда появляется там, где я. — На лице старика мелькнула лукавая усмешка. — Тогда я решил его проверить.
— И что ты сделал? — Лоретт опустилась на стул, заранее содрогаясь от того, что он собирался ей поведать.
— Пошел в мужской туалет и вылез из окна на улицу — как в теледетективе!
— Вылез из окна?!
Он гордо ухмыльнулся:
— Конечно! А потом на своей машине приехал домой. Когда я входил на крыльцо, то увидел его автомобиль в полуквартале от нашего дома. Он проторчал там около часа.
— Боже, но это ведь немыслимое ребячество!
Дедушка пожал своими костлявыми плечами.
— Может быть.
— Зачем кому-то тебя выслеживать?
«Может, этим занимался тот тип, что наведывался к нам в дом? Но для чего ему преследовать дедушку?»
Вдруг ее осенило.
— Послушай, дедуля, этот человек скорее всего из ФБР, они, наверное, узнали о твоей винокурне!
— Нет, они не могли ничего узнать о ней! — Но по его интонации Лоретт сразу стало ясно, что он не был в этом уверен.
Вскочив со стула, она нервно заходила по комнате.
— Нам нужно немедленно от нее избавиться!
Он побледнел.
— Послушай, ну зачем так торопиться…
Она бросилась к нему:
— Мы не торопились — и вот видишь, куда нас завела такая нерасторопность! Тебе могут дать за это срок и отправить в федеральную тюрьму. Такие люди здесь просто так не околачиваются!
— Зачем им арестовывать старого человека, который варит себе немножко самогона? — вполне резонно спросил он.
— Потому что это запрещено законом!
Он, казалось, был крайне огорчен.
— Но я ведь вполне законопослушный гражданин: вовремя плачу налоги и всю жизнь хожу в церковь!
— Все это неважно! — парировала Лоретт.
— Нет, важно! — взорвался старик. — Они не упрячут за решетку богобоязненного, регулярно платящего налоги гражданина!
Лоретт молча и безнадежно смотрела на него: ее дедушка и в самом деле не понимал, что занимается незаконным бизнесом, и она не находила слов, чтобы переубедить упрямца. Но если этот человек — инспектор департамента налогов и сборов, то деду угрожали серьезные неприятности. Принимая во внимание все это, разве могла она уехать? Но если даже она и останется — что это изменит? Ей не нужна эта дополнительная обуза, у нее и так разрывалось на части сердце от той проблемы, которую ей предстояло решить! Ей и без того приходилось трудно прожить каждый новый день, страдая от мысли, что Джефф навсегда ушел из ее жизни… А теперь еще придется и постоянно дрожать от страха, что деда вот-вот посадят в тюрьму!
— Я требую, чтобы ты немедленно ликвидировал свою винокурню!! — отчаянно завопила Лоретт.
Старик с любопытством поднял голову, словно кот, наблюдающий за поведением мышки, которое казалось ему весьма забавным.
После своего решительного заявления, которое, казалось, все еще звенело у них над головами, Лоретт встала со стула и поднялась по лестнице к себе в комнату.
— Я ни за что не стану извиняться перед ним… — цедила она сквозь зубы, бросая свои вещи на дно чемодана. Не прекращая этого занятия, она ухитрялась одновременно смахивать слезы, но им на смену подступали новые. «И я больше не буду плакать!» — заверяла она себя, но слезы продолжали струиться по щекам.
Лоретт была настолько взвинчена, что не могла спокойно все анализировать. Она знала, что эти слезы вызваны ее вчерашним разрывом с Джеффом. Когда же она ошиблась, пытаясь лучше понять его? Как мог человек, который был таким нежным, таким здравомыслящим, действовать так, как вчера Джефф?
Плохо соображая, что делает, Лоретт втиснула в набитый уже до отказа чемодан свою ночную рубашку и отправила вслед за ней халат.
Вдруг она услышала, как внизу открылась и захлопнулась дверь. Из окна она увидела дедушку, который, сильно сгорбившись, шел по двору. Лоретт почувствовала, как запальчивость покидает ее: как посмела она разговаривать с ним в таком вызывающем тоне?!
