— Да. — Джуди покраснела.
— А Софи все на улице, — вздохнула миссис Гуинн. — По-моему, я обязана еще разок попытаться зазвать ее сюда, пускай поговорит с гостями. Ведь для того и устраиваются открытия, чтобы публика познакомилась с художником. Бедная Моника просто с ума сходит. Признаюсь, я и сама озадачена. Софи всегда с таким энтузиазмом рассуждает о своем искусстве, я не понимаю, почему сегодня она такая неприступная… Должно быть, нервы.
И Стефани удалилась в облаке кашемира, шелка и дорогих духов. Джуди наблюдала через стекло, как она что-то говорит Софи. Но Софи дымила очередной сигаретой и равнодушно пожимала плечами. У Джуди сложилось впечатление, что Стефани сердится: ее жестикуляция становилась все эмоциональнее, она даже чуть ссутулилась — верный признак раздражения. Атмосфера за окном явно накалялась. Стефани принялась тыкать в Софи пальцем, та отшвырнула недокуренную сигарету и разразилась тирадой. Теперь уже художница размахивала руками, яростно трясла головой и что-то кричала. За сценой уже наблюдала парочка зевак.
— Что происходит? — спросила Салли.
Они подошли вплотную к окну и почти прилипли к стеклу, забыв о приличиях.
— «Французская художница открывает выставку грандиозным скандалом», — со смаком сказала Джуди. — Как тебе заголовок? «Припадок галльской несдержанности потряс галерею Сент-Джонз-Вудс».
— О господи… Салли, что с Софи?
Это была Моника, владелица галереи.
— По-моему, она слегка расстроилась. — Салли явно вознамерилась побить все рекорды тактичности. — Стефани пытается убедить ее вернуться, но, похоже, от этого только хуже.
— О боже, о боже… — Моника принялась заламывать руки. — Я отнесу ей вина, надеюсь, это поможет.
Она выскочила на улицу, подошла к Софи со Стефани и с умоляющим видом протянула Софи стакан вина. Точно затравленная мамаша, которая пытается утихомирить вопящее чадо любимой игрушкой. Но Софи едва заметила ее появление. Особенно энергично дернувшись, она попросту выбила стакан из руки Моники, и тот впечатался в стеклянную витрину галереи. И пластиковый стаканчик, и толстое оконное стекло уцелели, лишь вино драматично багровыми брызгами окрасило витрину.
— Ого! — восхитилась Джуди. — Акция в стиле модерн. Вино на стекле: мощный символ художницы с ее… гм…
— Отрешенностью от современного мира? — подсказала Салли.
— Я хотела сказать «дерьмовым нравом», но твой вариант лучше.
— Зря Моника понесла ей красное вино, — заметила Салли.
— Ну нет. Красное смотрится куда эффектнее белого.
Посетители галереи чрезвычайно возбудились. Воспитанная публика не ринулась к окну с радостными воплями, но ограничилась шепотом и вытягиванием шей в сторону окна. Со всех сторон неслось: «Поистине артистичный темперамент», «Истинный художник всегда борец», а также «Ну ни хера себе! Видел, нет, ты видел?»
А Софи на улице уже рыдала. Внезапно она бросилась в галерею. Толпа расступилась, пропуская ее и умирая от желания посмотреть, во что же выльется скандал. Сорвет со стен свои рисунки? С бранью накинется на публику? Джуди впервые в жизни поняла, что означает фраза «все вокруг затаили дыхание». Правда, любопытство любопытством, но свои стаканы ценители современного искусства предусмотрительно попрятали за спины. Одно дело — галльская страсть и артистизм, и совсем другое — облитое красным вином парадное шмотье и солидный счет из химчистки.
Софи замерла посредине зала, дико озираясь, потом заметила Мика, который стоял в дальнем конце галереи, и с каким-то утробным криком кинулась к нему.
— Michel! Michel! C'est pas possible, tout ça! C'est affreux! C'est dégueulasse![17]
Мик обнял ее и растерянно уставился поверх ее головы, взывая о помощи.
— По-моему, бедняжка очень устала. — Лицо у Стефани было мрачнее тучи. Салли еще не видела ее такой. Вынув мобильный телефон, Стефани громко объявила: — Софи, я вызываю такси для тебя.
— Non, non, — прорыдала Софи. — Pas sans Michel. Je reste avec Michel.[18]
— Что она там талдычит? — поинтересовалась Джуди.
— Желает остаться с Миком, — сердито сказала Салли. — Вот нахалка. Словно не знает, что мы обручились.
Софи уже обмоталась вокруг Мика, как в старомодных виршах, в которых женщины сплошь и рядом сравниваются с лозой, обвившейся вокруг могучего дуба. Мик попытался оторвать ее от себя, но Софи приклеилась намертво. Публика была в восторге: сначала скандал с демонстрацией артистического темперамента, а теперь шоу с несчастной любовью. Ну просто «Жюль и Джим». Такое они видели исключительно в фильмах Трюффо[19], в местном кинотеатрике. А тут, во-первых, живьем, а во-вторых, совершенно бесплатно.
— Может, мне ее отвезти домой? — беспомощно сказал Мик.
— Non! Non!
— Или просто вывести прогуляться, чтобы успокоилась?
На этот раз Софи воздержалась от протестов.
— Сэл, ты как, не против? Мы просто погуляем… Пусть подышит свежим воздухом…
Салли окаменела. Она бы тоже сейчас с удовольствием забилась в истерике. Но меньше всего ей хотелось, чтобы это идиотство превратилось в любовный треугольник, с полагающейся кошачьей дракой, винными струями, плещущими во все стороны, ревнивыми обвинениями и ультразвуковым визгом. Она чувствовала, что все глаза в галерее теперь устремлены на нее — в жадном ожидании, что она немедленно подскочит к жениху и вырвет его из когтей обнаглевшей француженки.
— Нет, я не против, — сказала она, сознавая, до чего сухо и до чего по-английски себя ведет. На миг она даже пожалела о своей британской сдержанности. Француженка уже бы намотала на одну руку сальные патлы Софи, а другой лупила по ее страхолюдной физиономии. Ладони у Салли так и чесались.
— Просто… — Мик опустил глаза на Софи, — ее нужно отсюда увести…
— Пожалуйста! — взмолилась Моника.
Похоже, в ее элегантной галерее событий такого масштаба еще не случалось, и бедняжка оказалась не готова к истерикам французских художников. Вот владелец галереи в Ист-Энде пришел бы в дикий восторг и наверняка уже названивал в «Индепендент», дабы в красках расписать самые сочные детали скандала. Но Моника желала, чтобы этот кошмар поскорее закончился.
— Пошли, Софи, — сказал Мик. — Пошли погуляем.
Доволочь Софи до дверей оказалось непросто, поскольку она вцепилась в Мика намертво и не отпускала; они медленно брели сквозь толпу, которая расступалась перед ними, точно волны Красного моря перед Моисеем.
— Я позвоню, как освобожусь, — сказал Мик, проходя мимо Салли. — Я тебя люблю, Сэл.
Поцеловать невесту ему не удалось, потому что повисшая на нем Софи внезапно энергично задергалась. Салли коснулась его руки, хотя внутри все так и бурлило, как в котле у безумного химика. Она бы ничуть не удивилась, если бы изо рта у нее вдруг повалили клубы дыма и полезла пена.
