Навстречу попались белокожие, только что прибывшие русские. Они растерянно оглядывались в поисках гида с табличкой нужной турфирмы. Катуса была занята заполнением карточек, причем она решила сделать это за двоих, не слишком мне доверяя. Я быстро подошла к ближайшему туристу и спросила:
— В Сусс?
— Ага, — закивал мужчина. — Не знаете, хорошо там? А то одни говорят — только Хаммамет, другие — только Сусс, Хаммамет, мол, скучища.
— Хорошо, хорошо, — перебила я его. — Умоляю, зайдите в отель «Эль Муради Палас»…
— Ой, а я туда и еду! — обрадовался мужчина.
— Тем лучше! Найдете Вову и Василия, они немного тянут на братков. Скажите, Кира в Карфагене, особняк за самым высоким в округе белым забором. Пусть выручают, но будут осторожны, там охрана. Запомнили? — уже в панике спросила я, глядя на приближающуюся Катусу. — Повторите!
— Кира в Карфагене, особняк с высоким белым забором… — ошалело повторил турист.
— О чем беседуете? — спокойно, но с угрозой спросила подошедшая Катуса.
— Он почему-то решил, что я из турфирмы.
Катуса внимательно посмотрела на меня:
— Идем на регистрацию.
В Лондоне мы поселились в квартале, который облюбовали выходцы из Азии и Африки. Приметная в Европе восточная внешность здесь не бросалась в глаза. Вокруг было полно арабских ресторанчиков с вывесками, написанными замысловатой вязью, в определенные часы доносились заунывные крики муэдзинов, зазывающих правоверных на молитву, в воздухе витал запах специй, кофе и дыма кальянов, совсем как в Каире, Бейруте или Триполи. Женщины были в платках и длинных темных платьях, окруженные выводками детишек. Я не очень понимала, зачем надо уезжать в Европу, в Лондон, чтобы жить так же, как их родители.
Мы заняли квартиру с двумя спальнями и крошечной кухней. Впрочем, никто из нас готовить не собирался. Катуса была напряжена, ее состояние передавалось мне, я не могла сосредоточиться, бесконечно прокручивая в голове возможные варианты развития событий. Меня собирались использовать, а потом скорее всего убрать. Вот на этом завершающем этапе операции мне надо было что-то предпринять. И еще одно: Кира. Я только могла надеяться, что крепкие русские парни не бросят ее в особняке за высоченным белым забором. Ах, Кира, сколько раз за последние два месяца ты побывала в заложниках?!
Катуса постоянно вела переговоры по телефону. Как я ни старалась, расслышать что-либо я не могла. От нашей былой доверительности, установившейся в лагере, не осталось и следа. Еще бы, с тех пор я совершила побег и еще попытку побега. Я чувствовала себя оружием, крепко зажатым в ее сухих цепких руках. В детали предстоящей операции меня не посвящали.
Ежедневно она приносила ворох газет на арабском, которые издавались в Лондоне, внимательно перечитывала их и отчеркивала что-то в разделе объявлений. Затем заполняла бланки и отправляла с посыльным в редакцию. Как-то я заметила, что Катуса, видимо, оставшись недовольной сочиненным текстом, смяла бланк и в раздражении отбросила его. Пока она разговаривала по телефону, я прошла мимо стола и, кажется, незаметно подобрала смятую бумажку. Запершись в ванной, я прочитала: «Девушка, мусульманка, из хорошей семьи, получившая образование в Каирском университете, вернулась из длительного путешествия по Магрибу и ищет друзей и единомышленников».
Катуса продолжала разговаривать, когда я положила смятый комок на место.
На следующий день телефон не умолкал. Катуса вежливо отвечала, задавала несколько вопросов и клала трубку. Я так и не поняла, позвонил ли тот человек, ради которого она давала объявление.
Как оказалось, позвонил. Вечером Катуса усадила меня на диван, а сама устроилась напротив, в мягком большом кресле. Было заметно, что такая мебель для нее не слишком привычна. Она была очень мила и даже собственноручно сварила кофе, кажется, впервые за это время подойдя к плите. Крошечные чашечки стояли на низком журнальном столике, но я почему-то не решалась к ним прикоснуться. Было ясно, что предстоит серьезный разговор. Во рту пересохло, руки дрожали. Катуса была, как всегда, невозмутима, сдержанна и собранна, как большая кошка на охоте перед прыжком.
— Завтра ты встретишься с некими людьми, которых ты должна убедить в том, что тебе необходимо лично поговорить с принцем. Ты должна попасть к нему для беседы. Наши люди не знают, где он находится, у него очень серьезная и сильная охрана. Ты — единственный, человек, который может к нему проникнуть. Я дам тебе бумаги, кстати, настоящие, за которые они готовы на многое.
— А почему ты считаешь, что мне поверят?
— Поверят! Ведь тебя завербовали еще раньше и отправили с заданием в Триполи.
— С заданием! — фыркнула я. — Просто ловили на живца…
— Можно и так сказать. Но тогда какой от тебя был прок, ты ничего не умела, тебя использовали с единственной возможной целью. И шантажировали, чтобы ты не отказалась. Ведь так? Ты, кажется, находишься в розыске по убийству двух ливийцев?
— Не только… — тихо сказала я.
— Ну конечно, — сухо рассмеялась Катуса. — Они взывали к памяти твоего любовника и к чувству мести.
— Перестань, — попросила я ее. Мне было больно.
— Мы по крайней мере честны с тобой.
Катуса осторожно взяла чашку, сделала глоток, прикрыла глаза. После паузы она начала говорить. Это был инструктаж. Я слушала внимательно, стараясь не пропустить ни одного ее слова.
Двое смуглых мужчин в безукоризненных костюмах более всего напоминали банковских служащих. Они приехали на респектабельном черном «Мерседесе», дорогом, но не бросающемся в глаза. Они уверенно вошли в квартиру, внимательно оглядев меня и бросив мимолетный взгляд на Катусу. Я была поражена произошедшей в ней перемене: внезапно эта сильная женщина, напоминающая сжатую пружину, сгорбилась, на лице появилось заискивающее выражение, походка стала шаркающей. Словом, передо мной была женщина лет на двадцать старше. Ее легко можно было принять за прислугу, приживалку или дальнюю родственницу, обитающую в доме из милости.
— Пожалуйста, проходите, присаживайтесь, — засуетилась Катуса, проявляя невиданное гостеприимство.
Разместив гостей, она тихонько вышла и прикрыла дверь. Но я не сомневалась, что палестинка все слышит.
— Мы знаем, кто вы и с какой целью вы были в Триполи. Знаем, что вас обвинили в убийстве. Потом мы потеряли ваши следы, — произнес один из гостей.
— Да. Мне угрожали смертной казнью. А затем ваши политические оппоненты перевезли меня в свой лагерь в пустыне. Я там была довольно долго.
