одежде, ни в еде, ни в музыке, ни в людях.
– Иди, – сказала я ей. – Мне нужно побыть одной.
Хартингтоны, подумала я. Фамилия не предвещает ничего хорошего. Но, может быть, у них я хотя бы сытно и вкусно поем.
Его любят все
– Ты действительно хочешь пойти в этом? – спросила Гвен, осматривая меня с ног до головы с нескрываемым недоумением.
– А что не так? – с удовольствием поинтересовалась я, прекрасно зная, в чем дело.
– Сара, но к таким людям не приходят в гости в потертых джинсах и растянутых толстовках! Это может их оскорбить.
– Это свитшот, и вполне нормальный, – я по привычке засунула руки в карманы и пожала плечами. – А джинсы у меня только одни. Вот так.
Гвен и Патрик почти с ужасом переглянулись. Сами они были одеты с иголочки, а переубедить меня казалось делом сложным, почти невозможным. Вот они и думали, стоит ли оно того. Устроить очередную перепалку или позволить мне идти, в чем я хочу.
– Да что? – я повысила голос. – Они что, какие-то английские аристократы? Мне, может, зубы отбелить, прежде чем переступить порог их дома?
– Но ты же девочка! – взмолилась Гвен.
– Может, пусть лучше останется? – с сомнением предложил Патрик.
– Нет-нет-нет, идемте. Хочу вас немного припозорить, раз уж меня жаждут там увидеть.
Гвен закатила глаза, представив, какой позор ей предстоит пережить. Теперь она жалела о своей затее, и это доставляло мне удовольствие. Патрик всю дорогу бросал на меня гневные взгляды в зеркало заднего вида. Впервые за последнее время у меня поднялось настроение.
Дом Хартингтонов скорее напоминал усадьбу, большую белую усадьбу, окруженную морем зелени. Когда мы подъехали к высокому железному забору, я поняла, что была не так далека от истины, когда упомянула английских аристократов. Вот почему Патрик и Гвен выглядят так, будто собрались пройти по красной дорожке. Кажется, меня ожидает изумительное представление.
Дверь нам открыла женщина, которая, едва увидев меня, изменилась в лице, но тут же взяла себя в руки и разразилась максимально вежливым приветствием. Она вела себя строго по правилам этикета, ничего лишнего, ничего искреннего. Я и заметить не успела, как лица, движения и слова Гвен и Патрика наполнились тошнотворным раболепием. Они внимали всему, что произносит эта женщина, буквально заглядывая ей в рот. Переступив порог дома Хартингтонов, они сделались другими людьми, еще более лицемерными, чем прежде. Я старалась не слушать, о чем они разговаривают, а осматривала изнутри этот шикарный дом, пока его хозяйка не обратилась ко мне с неестественно гостеприимной улыбкой:
– А Вы, должно быть, Сара?
Она склонилась ко мне с таким ожиданием, что у меня создалось впечатление, будто я общаюсь с королевой Англии.
– Должно быть, – буркнула я, и у женщины снова дернулось лицо, словно по нему гулял ветер.
– Гвен мне так много о Вас рассказывала! Меня зовут Стефани Хартингтон. Приятно видеть вас всех у себя дома, проходите, располагайтесь.
Взгляд Патрика кричал мне: «Не вздумай все испортить! Мы гордимся расположением этой семьи!» Но я лишь усмехнулась в ответ. В отличие от них я не собираюсь принимать местные правила игры и слепо преклоняться перед местной элитой. Хотя бы потому, что вижу этих людей впервые.
– Нам тоже безумно приятно быть здесь! – услышала я голос Гвен, полный благоговения, и они с миссис Хартингтон мгновенно зацепились языками, принявшись обсуждать что-то несущественное, чтобы заполнить эфир.
В первые же минуты мне стало известно практически все о миссис Хартингтон. Прочесть ее словно кричащий заголовок к очень скучной статье не составило труда. Это была жеманная, отчаянно молодящаяся дама, которая кичится своим положением в обществе, не обладает достаточным вкусом, зато располагает большими средствами. Вот тебе и сливки Уотербери, подумала я. А мне начинало нравиться здесь. Впрочем, богатство еще никогда не действовало на людей положительно.
– Стефани, дорогая, кто там у нас?
Обладатель приятного баритона показался на широкой лестнице. Изысканно одетый полноватый мужчина выглядел свежее своей жены, может, потому что на нем не было столько косметики. Он посмотрел на меня, мимолетно улыбнулся и быстро спустился ко мне, протягивая руку.
– Брюс Хартингтон.
– Сара. Фрай.
Я почти пожала его ладонь, когда он вдруг наклонился и поцеловал мою.
– Приветствую гостей! Патрик, иди же сюда, дай обниму тебя и поцелую ручку жене.
После обмена любезностями глава семейства продолжил:
– В зале ожидает прекрасный ужин, однако я хотел бы сначала показать гостям новые картины, как вы на это смотрите?
Гвен и Патрик взорвались от восторга. Я промолчала, держа руки в карманах и рассматривая расписной потолок, запрокинув голову. Если немного потерпеть, то тебя покормят, говорила я себе. Это единственное, что меня там удерживало. Ну и любопытство, естественно. То самое, что не доводит до добра.
На мой скепсис, казалось, уже никто не обращал внимания. Я была ненужной деталью пазла, и они делали вид, что я им не мешаю, иначе вся их игра в богатую светскую жизнь полетела бы к чертям. Должно быть, эти люди настолько привыкли к перманентному лицемерию, что никогда не отклоняются от сценария, продиктованного этикетом, даже если что-то ощутимо идет не так. Не замечай помеху, и возможно, она устранится сама собой.
– Пройдемте за мной, – позвал Брюс Хартингтон.
– О, это удивительные картины, уверяю вас! – убеждала Стефани, аккомпанируя мужу. – Шедевры современного изобразительного искусства!.. А цена – просто баснословная, ее даже озвучить страшно…
Гвен понимающе кивала, а Брюс детально описывал Патрику, как именно приобрел картины, не забывая шутить и привирать. Мы поднимались по лестнице, и мне вдруг стало очень любопытно, кого такие люди, как Хартингтоны, могут считать гениальным художником нашего времени?
Приблизившись к внушительным полотнам, все остановились. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что передо мной, зато Патрик и Гвен не могли оторваться, созерцая с нескрываемым восхищением.
– Знаете, кто это? – самодовольно произнес мистер Хартингтон, подразумевая, что это риторический вопрос.
– Джексон Поллок, – фыркнула я с презрением. – Эти бессмысленные брызги я узнаю из тысячи.
– Сара! Ну что ты такое говоришь? Боже мой, Стефани, это великолепно, у меня нет слов! Сколько экспрессии и глубины! А как гармонирует с занавесками и торшером!
– А какое у Вас образование, Сара? – добродушно поинтересовался Брюс.
– Экономическое.
– Неужели экономистов теперь учат разбираться в живописи? С каких это пор? Я полагал, искусство не в вашей юрисдикции.
Все снисходительно улыбнулись, смекнув, что выбрались из неловкого положения, унизив меня и поставив ни во что мое мнение. Они и не подозревали, что я могу пойти дальше.
– Это не живопись, это – безвкусица и спекуляция, плесень на теле искусства.
– Не обращайте внимания, – громко добавил Патрик, – ну что такая юная девушка может смыслить в живописи?
Все вновь улыбнулись, осматривая меня, словно недалекого ребенка. Нет, я этого так не оставлю.
– Я знаю о живописи гораздо больше всех вас, вместе взятых. Джексон Поллок – одно из проявлений
