— Ну ладно, ладно, ты своего добилась. — Никки отъехала на стуле от компьютера, надеясь, что Трина не увидела текст, который она набирала, потому что он не имел отношения к деньгам, сокращению бюджета или реакции общественности на недостаточное финансирование образования. Она писала очередную криминальную историю — о женщине, которую выловили в реке два дня назад. Это было не совсем ее заданием. Вообще-то статью поручили Норму Мецгеру, но Никки не могла устоять. Преступление, как всегда, заворожило ее. И этот факт не имел ничего общего с тем, что ее отцом был судья Рональд Жилетт — Большой Рон. При мысли об отце она нахмурилась, потом посмотрела на Трину. — Хорошо, давай встретимся. Когда и где?
— В семь мы собираемся выпить и закусить в «Бриджес». Еще будут Эйми и Дана. Мы празднуем развод Эйми и помолвку Даны. Вроде как обе крайности любви.
— Занятно, ничего не скажешь, — язвительно буркнула Никки.
— Ну вот, теперь понимаешь, почему нам нужно побольше народу. Надеюсь, придут Нед, Карл и Джоанна — веселее будет. Эйми не очень-то рада помолвке Даны, но Дане хочется отметить.
— Даже несмотря на то, что она дважды была замужем?
— Знаешь ведь, как говорят…
— Ну да, Бог троицу любит. Ты сегодня, , я смотрю, преисполнена перлов мудрости?
— Как всегда. — У Трины зазвонил телефон, и она закатила глаза, когда монитор Никки судорожно замигал.
— Чертов компьютер, — простонала Никки. — Я думала, Кевин его починил.
Кевин Дитер, племянник главного редактора, был студентом-заочником и компьютерным гением, его единственное занятие в «Сентинел» состояло в том, чтобы поддерживать всю электронику в рабочем состоянии. Одиночка со странными шуточками, которые, правда, держал при себе. И слава богу. Никки лихорадочно постучала по клавише «Escape», затем перезагрузила компьютер, и тот вернулся к жизни.
— Кевин недавно пробегал мимо.
— Он что-нибудь сделал с компьютером?
— Извини, я была занята, не заметила.
— Замечательно, — проворчала Никки. Ей совсем не нравился Кевин, но она терпела его за компьютерные таланты. Вовсе не за чувство юмора. — От него больше вреда, чем пользы. Блин.
Трина резко тряхнула головой, и Никки поняла этот знак. Краем глаза она заметила Кевина в наушниках, спрятавшегося за вешалкой с пальто. Вряд ли он ее слышал, а если даже и слышал, пусть знает, что он должен чинить веши, а не ломать их. И наушники — вообще безобразие. Если бы Том Свинн поймал с наушниками на работе кого-то другого, такой сотрудник немедленно вылетел бы.
— Я запрещу ему трогать мое оборудование, когда меня нет, — объявила Никки.
— Правильное решение. — И телефон Трины зазвонил в третий раз. — Долг зовет.
Подкатив на стуле к телефону, она ответила:
— «Саванна Сентинел», отдел связи с читателями. Меня зовут Трина.
Никки подъехала ближе к монитору. Она лазила в Интернете, чтобы выудить максимум информации о неизвестной, которую нашли на дне реки с привязанными к ней тяжелыми гирями. Аквалангисты обнаружили останки и вызвали полицию. Расследование ведет детектив Пирс Рид. Как обычно, он отказался комментировать происшествие, и она никак не могла выйти на контакт с этим копом-затворником.
Никки щелкнула мышкой по фотографии Рида. Он выглядел так, словно вел жизнь ковбоя Мальборо. Высокий и мощный, с грубым, но привлекательным лицом и глазами, которые видят все. Она выяснила, что он не женат, и решила узнать о нем все, что возможно, включая и личную жизнь.
Также она выяснила, что двенадцать лет назад он уже работал в полицейском управлении Саванны, но недолго, после чего уехал на Западное побережье и поступил на работу в управление полиции Сан-Франциско, где стал следователем.
Затем его прошлое стало несколько туманным, но из обрывков информации она заключила, что Рид основательно сел в галошу. Крупные неприятности: женщина была убита, когда он охранял ее квартиру. Как поняла Никки, Рид видел убийцу, но не сумел ни спасти жизнь женщине, ни даже поймать преступника. Он получил строгий выговор, хотя и не лишился значка. Тем не менее он подал в отставку и вскоре после этого переехал в Саванну.
Все остальное, как говорится, было уже историей. Историей убийств в семье Монтгомери.
В офисе, бывшем складе, раздавалась легкая музыка из колонок, висящих высоко над головой. Никки постучала карандашом по столу и, нахмурившись, посмотрела на фотографию Пирса Рида, сделанную тринадцать лет назад, когда он еще был копом-новичком в Саванне. Ему тогда было под тридцать, и он серьезно, почти сурово смотрел в объектив. Интересно, что им двигало? Зачем срываться с места и переезжать в Калифорнию, чтобы вернуться сюда через десять лет? Почему он не женился, не завел детей?
Она была бы не прочь сделать репортаж о Риде и обдумывала, как поднести эту идею редактору. Что-нибудь о человеке, скрывающемся за мифом, о личности одного из лучших саваннских…
Зазвонил телефон, и она оставила рассуждения на тему таинственного детектива.
— «Саванна Сентинел», — автоматически произнесла она, сосредоточиваясь. — Никки Жилетт.
— Здравствуйте, Никки, это доктор Фрэнсис из школьного совета Саванны. Вы мне звонили?
— Да, — быстро ответила Никки, представляя себе эту афроамериканку — высокую, импозантную, с идеальной прической. Она сделала хорошую карьеру, и в сорок два года занимала в родном городе ответственный пост. — Спасибо, что перезвонили. Я бы хотела взять у вас интервью насчет предстоящего урезания бюджета, — сказана Никки, разыскивая свои компьютерные заметки и придерживая трубку плечом. — Ходят слухи, что какие-то небольшие начальные школы будут закрыты.
— Временно. Мы предпочли бы назвать это слиянием. Берутся две-три школы и объединяются для общего блага. Появится больше возможностей, ребята будут учиться у разных педагогов с новаторскими идеями, расширят свой учебный опыт.
— Но ведь им придется ездить из своих районов — чаще всего бедных районов — в другой конец города.
— Это пойдет им только на пользу, — ответила доктор Фрэнсис мягким, приятным голосом.
Она была родом из Саванны и говорила с едва заметным, исправленным акцентом. Девочка из бедной семьи сама проложила себе путь по системе обучения, получала стипендии, гранты, программы совмещения работы с учебой, окончила университет и получила докторскую степень, в то время как ее мать-одиночка прислуживала в двух местах и растила шестерых детей. Доктор Фрэнсис воплощала собой американскую мечту — незамужняя филантропка, без детей, но дальновидная, заботится чуть ли не обо всех детях в Саванне. Но почему тогда Никки чувствовала в ней какую-то фальшь? Доктор Фрэнсис продолжала расписывать, как слияние школ послужит интересам учеников и общества. Никки записывала, напоминая себе, что нельзя быть такой циничной. Может, доктор действительно верит в ту околесицу, которую несет. А может, это и не околесица. Если они закрывают школу, в которую ты когда-то ходила, это не обязательно так уме плохо.
