— Куда мы едем?
— К вам домой. — Он взял мобильник. — Там уже будет экспертная группа, и, если вы решите-таки остаться, я останусь с вами. Иначе заберу вас к себе.
— Погодите…
Он двинулся с места и поехал на материк.
— Вот так-то, Никки. Пойдет?
— Черт. — Что?
— Мне сегодня вечером нужно сидеть с племянницей.
— Даже не думайте.
— Но…
— Вы хотите подвергнуть ее опасности?
— Конечно, нет.
— Так оставьте ее с матерью.
— Она с моими родителями. — Никки посмотрела на часы. «Кадиллак» двигался к Саванне. — Я уже опоздала.
— Позвоните им и попросите оставить ее. Потом позвоните сестре. У нее ведь есть сотовый?
— Да, всегда с собой.
— Вот и прекрасно. Никки, я ведь не шучу. Это серьезно. И очень опасно. Оставьте племянницу на ночь там, где она сейчас. Поверьте, лучше не сдержать обещания, чем умереть.
— Ладно, ладно, я поняла. — Она потерла руки, и в голубом свете фар проехавшей мимо машины он заметил морщинки у ее рта и то, как нервно она кусала губы. Что ж, она поняла. Наконец-то.
Никки достала телефон.
— Ну и кто вы теперь? — спросила она, когда клавиатура телефона засветилась и она начала набирать номер. — Мой личный телохранитель?
— Вот именно, — ответил он. Превышая скорость, он одновременно звонил по своему сотовому Морисетт. — Поверьте, я так же рад этому, как и вы.
Кто следующий?
Посматривая в телеэкраны, он был разочарован тем, что о Гробокопателе сегодня вечером не упоминалось. Даже утренний переполох на кладбище Хэритидж перестал быть предметом повышенного интереса. Пресс-конференция давно закончилась, и из нее показали всего несколько кадров.
Дураки.
Похоже, никто не воспринимает его всерьез.
Кроме Никки Жилетт. Которую отец прозвал Петар-дочкой.
Может быть, из-за светло-рыжих волос и взрывного характера. Она умная, сексуальная, не боится добиваться того, чего хочет, — да, с этой женщиной нужно считаться.
Она хотела получить материал, и он его предоставит. Материал всей ее жизни.
И смерти.
Он сел перед компьютером и уставился в мерцающий монитор. Там были картинки, которые он сделал сам. Скринсейвер с фигурками Бобби Джин Маркс, Полин Александер, Томаса Мэсси и Роберты Питере, которые плясали на черном фоне. Каждые три секунды они превращались в груду костей, затем рассыпались в прах и принимали первоначальный вид. Это он так настроил программу.
После каждого удачного захоронения Супергерой брал фотографии, которые бережно хранил, сканировал их и добавлял в коллаж, где они исчезали и снова появлялись.
Всего четыре, но скоро, очень скоро у них будет компания. Он вспомнил о письмах, которые послал сегодня, и улыбнулся.
От предвкушения даже руки вспотели.
Облизывая губы, он обдумывал следующее похищение.
Следующее убийство.
Он повернулся к музыкальному центру, включил аудиозаписи и стал слушать. Сначала Бобби Джин: ужас, страх, крики, мольбы… да, это было здорово. Кровь быстрее побежала по венам. Он закрыл глаза. Член затвердел в ожидании.
Потом он услышал хныканье старухи… От криков по телу пошла дрожь, разгорячилась кровь, сердце забилось сильнее. Он думал о Бобби Джин. И Никки. Дышал он часто, прерывисто.
Он облизал пересохшие губы.
Кто следующий?
Он закрыл глаза и стал беспокойно водить пальцем по фотографиям в альбоме.
— Эники-беники ели вареники…
Рука остановилась. Он открыл глаза и увидел фотографию улыбающейся красивой знойной женщины… Хотя снимок был сделан двенадцать лет назад, он знал, что она осталась такой же привлекательной.
Он хотел ее.
Господи, как он хотел ее.
Член запульсировал, и ему стало интересно, как ей понравится проснуться в гробу. Представил ее ужас. Как исказятся от страха прекрасные черты, как она будет плакать и молить о пощаде — но тщетно. От ужаса у нее едва не остановится сердце. Воздуха в гробу будет все меньше… легкие будут гореть огнем… о да…
Он почувствовал себя мощным.
Сильным.
Коварным.
Нетерпение пробежало по венам.
Он еле сдерживался.
— Ты следующая, киска, — жарко прошептал он. Эрекция распирала ширинку. Господи, как же он хотел ее трахнуть. Войти в нее. Показать ей, что он может сделать с ней все, что хочет. Наверное, после. Или до. Но погрузиться в ее жаркую плоть… или даже в холодное, мертвое лоно… Без разницы.
Он ни одну из них не трахал… не позволял фантазиям овладеть собой настолько, чтобы не суметь противостоять искушению. Но как знать, возможно, тут он немного изменит свой ритуал.
От предвкушения участился пульс, он медленно наклонился к альбому, и ее красивое улыбающееся лицо расплылось в пятно. Потом, не закрывая глаз, он взасос поцеловал фотографию.
— Так ты опять меня прокатила, Никки! Прекрасно, ничего не скажешь! — В голосе Лили явно слышалась насмешка, даже несмотря на плохой прием телефона Никки.
У «Джонни Би» Никки пересела в свою машину, и сейчас Рид ехал за ней в Саванну. Никки почти не обращала внимания на реку, пробки, ограничение скорости, огни Саванны, манившие к себе в темной ночи. Она сосредоточилась на разговоре с рассерженной сестрой.
— Я же сказала, что опасно забирать Фи, — в третий раз повторила она. — Как ты не понимаешь? Мою квартиру взломали, Лили. Тот, кто это сделал, оставил мне жуткую записку. В моей кровати. — Ее передернуло. Она представила, как чужак трогает ее белье, проводит пальцами па ее постели, роется в ее вещах.
— И что, это странно?
— Ты разве не знаешь, что на свободе разгуливает серийный маньяк?! Это мог быть он.
— Да, но почему он вломился именно к тебе, а? Давай подумаем. Может, потому, что ты продолжаешь о нем писать? Привлекаешь его внимание? Ничего удивительного, что ты стала мишенью. Он обозлился.
— Ничего подобного. Ему нравится мое внимание. Он жаждет его. Таков склад ума у маньяка.
— Да ну? У них есть ум?
— Да, Лили, есть, и они…
— Господи, он убивает людей! Какой тут ум? — закричала та, потом взяла себя в руки. — Слушай, Никки, все понятно, да. Все логично. Это твоя жизнь, и она важна. — Лили явно не могла сдержать сарказма. — Значит, я уезжаю отсюда и забираю Офелию у родителей. Черт с ним, с тем, что я делаю. Черт с ним, с ужином по сто долларов за блюдо с кандидатом, которого поддерживает Мел, что это важно для него, что это важно для меня. Потому что все упирается в тебя, да? Как всегда.
— Нет, Лили, — с готовностью съязвила Никки, съезжая с шоссе. — Все упирается в тебя. Как всегда.
Лили бросила трубку с такой силой, что Никки поморщилась и положила телефон в держатель для чашки, который находился рядом с сиденьем водителя. Она убеждала себя, что должна чувствовать вину, но не могла.
