У меня по ногам как будто проползла змея: так гадко стало. А ещё пробивал до озноба страх: нужно было сделать всё, чтобы принц позабыл о моём существовании. Я поцеловала отца и поблагодарила его за то, что он меня предостерёг, поспешила в танцевальный зал. К моему сожалению, Гаспар был всё это время там и, видимо, дожидался меня. Чарльз всё ещё был увлечён беседой с послом, так что на поддержку с его стороны рассчитывать не стоило. Хотя у меня в голове созрел план, мне он совсем не нравился, но выбор у меня был невелик. Я подошла к принцу Теодору, который болтал со своей новой фавориткой и улыбнулась ему:
– Ваше высочество, я бы хотела искупить свою вину перед вами. Я вам должна несколько сетов танца. – Мне пришлось выдавить из себя очаровательную улыбку.
– Да, вы долгое время отказывали мне. – Он льстиво усмехнулся мне и беспардонно покинул красивенькую фрейлину, выйдя со мной в центр зала. Все вдруг смолкли и взглянули на нас. Мало кто мог забыть о том, что почти год назад у нас был роман с принцем. Сейчас мы стояли рядом, держа друг друга за руку, улыбаясь, излучая тепло и нежность, и заставляя поверить всех в то, что между нами опять что-то будет. Но я должна была это сделать, так как никогда бы не отвязалась от французского принца. И пусть сейчас меня ненавидели многие, в том числе и моя подруга Виктория, и мой брат Чарльз, я вынуждена буду смириться с этим для своего же благополучия.
На следующий день Гаспара и след простыл. Он не мог состязаться с таким сильным соперником как Тео, хоть мы и ограничились лишь танцами в тот вечер. Боюсь, как бы случайно я не дала этим самым поведением принцу надежду на то, что у него есть шанс вновь заполучить меня. Во всяком случае, даже если бы я не узнала, что Теодор – мой брат, я бы не стала подпускать его к себе близко: слишком много страданий принёс мне этот человек и он даже не осознал этого, что совершенно очевидно.
Генрих, к всеобщему удивлению, спустился сегодня к завтраку и весь день провёл в кабинете, занимаясь с сыновьями важными государственными делами. Единственное, что следует упомянуть об этом дне, так это то, что Теодор вновь пригласил меня на танцы и я согласилась, хоть весьма неохотно. Чарльз и Виктория так сверлили меня взглядом, что мне кажется, будь воля Господа, я была бы уже мертва от одного их взгляда. Тео недвусмысленно намекнул мне, что скучает по тому времени, когда мы были вместе, но я ничего не ответила ему на это. Ужаснее всего было то, что он даже не заметил этого и уже как будто давно всё для себя решил.
Я чувствовала, как от него исходит целая плеяда флюид и желаний прикоснуться ко мне. У меня это вызывало отвращение, но я всё же не спешила рассказывать принцу о том, что я его сестра, чтобы уберечь себя от последующих его притязаний: слишком сильно берегла чувства других своих родных и любимых.
Ночью мне было так жарко, что пришлось скинуть с себя одеяло. Голова была заполнена до краёв различными беспокойными мыслями, мешающими уснуть. Не помню, когда уснула, но проснулась я тогда, когда было ещё темно. Этот факт вообще выбил меня из колеи: создавалось впечатление, будто ещё далеко до рассвета. Все спали и в остальных местах замка всё было тихо. Я знала, что в последнее время хожу по коридору каждую ночь, но сейчас меня это как-то не заботило. Я просто ходила, рассматривала каждую комнату, заглядывала даже туда, куда заходить было запрещено. Мне вообще казалось, что я ещё сплю, так как поверить в то, что я просто так, сама того не осознавая, брожу бесцельно по зданию, было трудно. Не помню, что последовало дальше, так как я как будто вновь уснула. Проснулась от сильной головной боли: на улице было уже светло и движение в замке говорило о том, что пришла пора просыпаться и выполнять свои обязанности фрейлины.
Вот только открыв глаза, я обнаружила, что лежу на лестнице, соединяющей погреб и верхние этажи замка. Мне было страшно, я резко встала и ощутила такую нестерпимую боль, что у меня от неё закружилась голова и пришлось прислониться к стенке, чтобы не рухнуть на ступеньки. Но у ног моих лежал человек: на нём было облачение королевского стражника, рот и глаза его были широко открыты. Цвет лица приобрёл синеватый оттенок, а во взгляде на лице читался ужас. Я до того испугалась, что вскрикнула, тем самым привлекла к себе лишнее внимание. Где-то поблизости ходили люди, и, услышав какой-то звук внизу, который издала я, отправились прямо ко мне.
Паника одолела меня, но, тем не менее, я не оцепенела на месте, быстро проскользнула через винный погреб и решила спрятаться в той тайной комнате, где мы с Чарльзом впервые увидели скелет ведьмы. Спрятавшись в склепе, я обезопасила себя: так как вряд ли кто-то посторонний знал об этом месте. Но, несмотря на то, что я сейчас была в безопасности, это не давало мне успокоения. Я закрыла рот обеими руками и заплакала, беззвучно, но так горько, словно мне было жаль саму себя. Ведь после всего того, что уже произошло со мной, это казалось самым страшным и ужасающим. Я убила человека? А других предположений и не было, ведь как можно было объяснить то, что я проснулась рядом с трупом? В стражника вонзили кинжал, тот самый, которым я поранилась в этом склепе, я это заметила по рукоятке кинжала. И тут, я вдруг осознала, что не смогу выбраться отсюда! Пыталась нащупать в стене то отверстие, в котором был кинжал, и поняла, что его нет, так как им я убила стражника. Я буду погребена здесь, заживо, я умру там, где заслуживаю умереть за все свои прегрешения!
Я била кулаками о каменную стену, кричала различные проклятия, но никто меня не слышал. Я знала, что спасти меня может только дух ведьмы, если она действительно была освобождена. Но я могла поверить уже во всё, что угодно, ведь мир, каким я знала его прежде, перестал существовать. Я стала убийцей, каким-то образом я стала убийцей. Это и есть моё проклятие… Я точно знала это. Сев на холодном полу, я обняла себя руками и пыталась согреться. Но ни моя тоненькая ночная рубашка, ни тепло моего тела не помогали мне растопить тот лёд, который покрыл всю мою душу. Я дрожала от холода, дрожала от страха и осознания того, что я схожу с ума. Острые ногти вонзались в мою плоть, я причиняла себе боль, подобно тому, как причиняет боль своим жёнам принц Гаспар. Мне захотелось причинить себе столько боли, чтобы лишиться чувств, чтобы я уснула так крепко, что не смогла бы проснуться. Но так и случилось.
Во сне я видела, как медленной поступью передвигалась по замку. Я видела стражника, вернее двух. Один был заколот сразу же, второй пытался бороться. Но он задохнулся каким-то порошком. Я видела всё это так отчётливо, что не сомневалась в том, что это я их убила. Один толчок в грудь потерявшему равновесие стражнику, и он падает. Затем – туман. Я помню лишь то, как после этого тащила одного из них вниз по лестнице, он был таким тяжёлым, что я так и не смогла дойти до запретной комнаты. Надышалась тем порошком, каким сама же отравила стражника, и упала, лишившись чувств. Я проснулась и в деталях помнила свой сон. У меня оставался только один вопрос: зачем? Я не понимала, зачем всё это совершила, так как до этого у меня не было никакого желания покушаться на короля или вредить его людям. Передо мной открылась та сторона меня, которая испугала бы даже самого смелого человека.
