– Это не имеет отношения к нашему делу. Вы готовы продать мне акции?
– Может быть. Давайте вернемся к этому вопросу дня через три, – Ханевский снова уткнулся в бумаги.
– Я хочу приобрести их сегодня, – настаивала Наташа.
– Это невозможно. Надо подготовиться, навести справки, обсудить цену, условия… И потом, я, кажется, уже сказал вам, что сегодня я занят! – Хан равнодушно чеканил слова, не отрывая глаз от своих документов.
Наташа стала терять терпение, манера общения Ханевского была вызывающей, даже оскорбительной для нее. Она с грохотом выдернула из-за стола кресло и уселась прямо против невозмутимого хозяина кабинета.
– Вот что, Сергей Петрович, вы покупали свои акции по шестьдесят пять центов за штуку. Причем это были додефолтовские, шальные, легкие шестьдесят пять центов. Я же предлагаю вам семьдесят. Нынешних, полновесных. Но при этом ваши акции мне нужны именно сегодня!
– Сегодня, завтра или через три дня – какая вам разница? Почему это так важно для вас? И вообще, зачем вам понадобился этот самый СиАМ? – Хан вперил в нее тяжелый и немигающий, как у рептилии, взгляд.
Наташа хладнокровно пропустила все эти бестактные вопросы мимо ушей.
– Сергей Петрович, сколько раз вы пытались продать свой пакет? Трижды, четырежды? У вас ничего из этого не вышло – никто не давал вам за него больше двадцати центов. И знаете почему? Завод разграблен и разрушен, он мертв, он абсолютно никому не нужен. Десять центов – такова сейчас его реальная цена. Я предлагаю вам в семь раз больше, и вы еще, извините, кочевряжитесь! – возмущенно воскликнув, закончила она.
На полностью лишенном эмоций лице Хана возникло некое подобие улыбки.
– Если за товар дают семьдесят центов, значит он стоит семьдесят центов. Как минимум. И еще. Вы хотите купить акции сегодня, расплачиваться вы тоже собираетесь сегодня?
– Я уже расплатилась. Деньги переведены в ваш банк на аккредитив – вот документы. Нам с вами нужно только подписать договор.
– Хорошо, мы его подпишем, – лениво кивнул Ханевский и добавил: – На днях.
Это было форменное издевательство! Наташа вспыхнула, вскочила с кресла и стала собирать бумаги.
– Значит так, Сергей Петрович. Я ухожу. Пока я у вас в кабинете – мое предложение еще в силе. Если вы позвоните мне сегодня до вечера, я заплачу по пятьдесят центов за акцию. Завтра я уже не дам вам больше двадцати. Послезавтра я не возьму ваши акции даже даром. Всего хорошего!
Наташа сложила документы в портфель, холодно кивнула и повернулась к выходу. Она неторопливо шла через огромный кабинет, стараясь выглядеть невозмутимой, но с каждым своим шагом напряженно и трепетно ждала окрика Хана. Сергей Петрович молчал. И только когда она уже коснулась дверной ручки, сзади мрачно громыхнуло долгожданное:
– Постойте…
Из офиса Ханевского Наташа вылетела, как на крыльях. Она ликовала. Ей удалось сделать самое трудное – обломать обоих крупных акционеров СиАМа. Пятьдесят один плюс двадцать пять – семьдесят шесть процентов акций завода отныне принадлежали ЗАО «Цна»! Фактически завод стал ее!
Наташа запрыгнула в свою машину. От возбуждения и радости внутри все дрожало, неистовое торжество победительницы душило ее, искало выхода. Чтоб не перепугать прохожих, она врубила на полную мощь музыку и, заглушая ее, в полный голос завопила:
– Ур-р-ра!!! Победа!!! Виктория!!! Ура!!!
Стало чуть поспокойнее, но все равно – радости было так много, что ею просто-таки необходимо было с кем-нибудь поделиться! Наташа прикинула, к кому можно было бы сейчас нагрянуть в гости. О Левчике не хотелось и думать, знакомые по кафедре вдруг показались и вовсе далекими и чужими. И тут она поняла, с кем ей хочется встретиться! Вспомнился позавчерашний пирог с черникой, улыбчивая гостеприимная Елена Михайловна и взъерошенный, смешной и милый Коля Ярославцев.
Было немного неудобно нагрянуть вот так вдруг, без приглашения, но настроение Наташи было таким легким и беспечным, что она, не колеблясь, завела своего «Фоку». «А, ерунда! Скажу, что просто проезжала мимо, ну и…» – решила она…
По дороге Наташа купила на всякий случай бутылку вина и сунула ее в портфель, к бумагам. На третий этаж она взбежала по лестнице, без лифта, и, слегка запыхавшись, позвонила в дверь квартиры Ярославцевых.
– Вы?! – дверь открыл изумленный Николай.
– Я! – засмеялась его удивлению Наташа. – Можно войти?
– Да, конечно!… Я очень рад… Надо же, я как раз собирался…
В коридоре появилась Елена Михайловна.
– Наташа, здравствуйте, как вы кстати! Сто лет жить будете – мы только что о вас вспоминали. Ну вот, Кольша, я же говорила, что надо позвонить! Проходите, проходите…
– А что случилось? – спросила без тени тревоги Наташа. В такой замечательный день ничего плохого произойти не могло!
– Да ничего особенного, просто мы после вашего визита никак не можем прийти в себя! – засмеялась Елена Михайловна. – Кольша вашей тетрадки из рук не выпускает и вообще, кажется, малость того…
– Да, Наташа, ваша тетрадка – это… – Николай развел руками, и Наташа заметила, что в правой – записи Митрохина. – Я уверен, из этого непременно выйдет нечто грандиозное! И знаете, кое-какие идеи у меня уже вроде бы появились.
– Правда?! – воскликнула Наташа. – Вот здорово! И что же вы придумали?
– Пока немногое, и, наверное, еще рано об этом говорить…
– Ну пожалуйста, Коля!…
Молодой человек пожал плечами и улыбнулся.
– Если вы настаиваете… Хорошо. Прошу вас. – Он жестом пригласил Наташу в просторную гостиную.
Все трое уселись за старомодный круглый стол, и Николай увлеченно принялся объяснять суть открытия Митрохина и описывать возможные перспективы его реализации. Он завелся почти сразу, после первых же двух-трех фраз. Было видно, что тема поглотила его с головой, он говорил взволнованно, с необыкновенным жаром, поминутно взлохмачивая свою шевелюру и сверкая возбужденно горящими глазами. Смотреть на него было – одно удовольствие. Но слушать…
Речь Николая была настолько густо насыщена всевозможными специальными терминами и компьютерным сленгом, что понять хоть что-нибудь из его слов было совершенно невозможно. Какое-то время Наташа добросовестно пыталась вникнуть в эту тарабарщину, но вскоре уразумела, что это безнадежно – он словно говорил на каком-то незнакомом, чудном и очень забавном языке. Это сочетание пылкости лектора с полной неудобоваримостью его слов показалось ей настолько уморительным, что она едва не улыбнулась. С каждой секундой вошедший в раж Николай казался ей все смешней и смешней, она уже с трудом сдерживала неуместную улыбку.
