– Да-с! – ухмыльнулся Валентин. – И еще как-с!
«Как-с, – тупо повторил про себя Георгий. – Как-с… Какое гадостное словцо, однако!»
– Но почему?
– Н-ну! – развел руками Валентин и покачнулся. – Я предполагал, что вы сообразительнее! Все-таки у Пидора на морде написано, что он подлец!
Но ничего такого на морде у Пидора написано не было, вот в чем беда…
– Нет, я имею в виду, почему ты вдруг решил об этом сказать?
– Ничего не вдруг-ук! – икнул Валентин. – Я это давно для себя решил, только повода не мог найти.
Георгий прикинул. Сканер находится в Бюро уже три месяца. Девяносто дней. За это время можно найти как минимум девяносто поводов встретиться с человеком, которого хотят с помощью его же собственного изобретения превратить в идиота, а то и убить.
Странно: это известие его не очень удивило. Все-таки с первого момента встречи интуитивно знал, что Виталий на многое способен. Есть люди, от которых так и исходит эта потенциальная готовность: не к подвигу, так к убийству. И тут он вдруг понял, что Виталию уже приходилось убивать: может быть, даже не раз. А вот в Валентине этой готовности не ощущается…
– И все-таки – почему решился сказать? – настойчиво повторил он, пытаясь не обращать внимания на телодвижения Валентина.
– Это самое малое, что я мог сделать для моего спасителя, – хохотнул Валентин, но смех его прозвучал слишком уж неестественно.
– Какой еще спаситель, что ты ерунду… – Георгий осекся. – Неужели?..
– Припоминаете-с, вижу-с! – кивнул Валентин. – Так точно-с: Коктебель-с, два годочка тому назад-с!
Два года тому назад, когда Георгий наведался на суверенную Украину, а точнее – в Крым, в Коктебель, однажды разыгрался шторм. Слегка подогретый вином, Георгий решил доказать своей тогдашней девушке… как же ее звали? Оксана, что ли? А может, Олеся? Или вовсе какая-нибудь Одарка – ведь она приехала, кажется, из Львова? Решил, стало быть, показать ей удаль свою молодецкую не только в постели, потому заявил о своем намерении искупаться в шестибалльной волне. Однако, выйдя из теплого и душного коттеджа, пропитанного винными парами и ароматами разнузданного секса, увидев эту самую шестибалльную волну, русский герой мигом протрезвел и решил не кончать самоубийством молодую жизнь. Требовалось выдумать предлог для достойного отступления. Он ничуть не сомневался: Олеся – или как ее там? – вцепится в него и начнет умолять не дурить, однако эта развратница, похоже, оказалась агентом украинских националистов; она с явным удовольствием предвкушала неминуемую гибель проклятого москаля в бурных волнах Черного моря, на которое Украина обладала бесспорными правами. И Георгий с ужасом понял: отступить, то есть уронить себя в глазах всех бывших братьев славян, он просто-напросто не может. Нет, оказывается, в нем такого чувства, которое обеспечивало бы отход с завоеванных рубежей. Уж такова его, Георгия, природа.
Делать нечего. Действительно нечего! Осенив себя как бы в шутку крестным знамением, он помолился русскому Богу, вгляделся в волны, выбирая среди них могилу посимпатичнее, да так и ахнул, вдруг заметив человеческое тело, которое, словно тряпичную куклу, вознесло на гребень волны – и силой обрушило на дно, на гальку…
Что было дальше, вспоминалось с трудом. Георгий немного удивился, обнаружив себя в полосе прибоя, уже с ног до головы мокрого, избитого о зловредную гальку. Вблизи волны почему-то оказались не столь страшными. А может быть, море решило взять его играючи и выставляло против него каких-нибудь новобранцев? Во всяком случае, явная смерть угрожала ему только два раза, когда он не успевал нырнуть под очередной рокочущий вал. И все это время он шарил, неустанно шарил по дну руками и ногами, лишь изредка выпрыгивая на поверхность, как дельфин, чтобы с хлюпаньем вобрать в себя воздух. И вот наконец-то наступил на что-то холодное, как бы резиновое…
Нашел! И, вцепившись в это – тяжелое, безвольное, – потащил к берегу. Волны, понятно, спохватились, бросились отнимать добычу, но Георгий крепко держал свой трофей и, помнится, удивлялся: почему те люди, которых, конечно же, созвала Оксана-Олеся, не помогут ему? Боятся ноги замочить, что ли?
Черт его знает, сколько времени прошло, пока он выволакивал утопшего на берег и пытался отдышаться, упав на колени и с недоумением озираясь.
Берег был пуст, совершенно пуст! Какие там люди – даже и одинокой девичьей фигурки не было, словно и ее смыло волной.
Георгий оглянулся на море – и тут же забыл обо всем, сообразив, что, кажется, спас труп.
Вот те на… Он-то ликовал, что победил море, а оно, оказывается, теперь не рокочет грозно, а хохочет над ним?
Ну уж нет! Георгий не выносил насмешек над собой и еще в детстве немало поободрал кулаки о чужие, нагло ухмыляющиеся физиономии!
Набрал в грудь воздуха – и начал делать «трупу» искусственное дыхание. Дышал изо рта в рот, давил на грудь ладонями, перекидывал животом через колено, недоумевая: ну почему они с «трупом» оба насквозь мокрые?
И вот синие губы чуть дрогнули, и из них полилась вода. Потом раздался тяжкий хрип. После чего началась рвота. И продолжалось это довольно долго, потому что бывший утопленник плотно пообедал, прежде чем пойти искупаться. «Вот брюхо ко дну и потянуло!» – с сочувствием подумал Георгий, поддерживая голову воскресшего.
Наконец-то до него дошло, что с небес льет проливной дождь. Вот почему они никак не высохнут, вот почему ни одна собака носа на берег не кажет!
Но где Олеся? Неужели и действительно волной смыло? Надо искать!
…Он нашел-таки ее – примерно через час, когда доволок спасенного до медпункта пансионата «Чайка» и уложил на узкий топчан. К этому времени «труп» настолько оживился, что даже спросил имя спасителя и пробормотал что-то о своей вечной благодарности. Но Георгий слишком беспокоился за свою хохлушку. Он прошел по берегу, понимая, что если девушка все же имела неосторожность ринуться ему на помощь и захлебнулась, то спасать ее уже поздно.
Чувствуя страшную тяжесть на сердце, едва держась на ногах от усталости, все еще в одних плавках, он побрел созывать на поиски людей – и вдруг увидел свет в окне своего коттеджа.
Рванул ручку – и едва не рухнул прямо на пороге, увидев Одарку – та голышом возлежала на смятой постели, кушала шоколадку и смотрела телевизор.
– Ну, наконец-то, – лениво потянулась она. – Наигрался в героя? Хлопец-то живой – чи ни?
Георгий, не отвечая ни слова, сгреб со стула девичьи одежки и вышвырнул за дверь, где под ступеньками уже разлилась обширная лужа. Затем схватил в охапку онемевшую Одарку и отправил туда же. Захлопнул дверь, выпил одним глотком полстакана коньяку и, стащив с себя плавки, принялся изо всех сил растираться полотенцем.
