думала осуждать его. Просто пытаюсь понять, что с ним происходит. Что происходит
с вами.
– Если бы я знала, – прошептала Эбби, отставляя стакан в сторону.
– Всё настолько плохо?
– Нет, – она слабо улыбнулась, – конечно, нет. Дарен замечательный. Он заботится обо мне и малышке. Адель очень любит его. И я… я никогда ещё не чувствовала ничего подобного. Он мой единственный, Мэнди. Понимаешь? И, если у меня не выйдет с ним, то не выйдет ни с кем. Знаю, звучит глупо, но…
– Вовсе не глупо, – неожиданно прервала её сестра. – Я понимаю тебя. И уверена, что что бы ни происходило между вами, всё наладится. Потому что встретить своего человека – это очень большое счастье. И за это счастье нужно хвататься.
– А ты схватилась? – Спросила Эбби, заставляя Мэнди встать и присесть рядом на бортик ванной. На этот раз она не ушла от ответа и не промолчала.
– Я пытаюсь изо всех сил, – прошептала её сестра, – но иногда бывает нелегко. Порой мне кажется, что мы слишком разные. Что мы не понимаем и не слышим друг друга. И что наши мечты абсолютно противоположны. Для Тайлера самое главное и единственно важное – семья. А я хочу построить карьеру. Хочу стать кем-то более значимым, нежели просто верной подругой, женой или матерью. Мне хочется чего-то достигнуть в этой жизни. Чтобы, потом, в будущем, оглядываясь назад, я не жалела о прожитых годах.
– О настоящей любви никогда не жалеют, – тихо ответила Эбби, сжимая руку сестры, – и ради неё можно пойти на многое.
– Тайлер идет на многое ради меня. Я знаю, что с самого детства он мечтает о своем небольшом ресторанчике – детской пиццерии или кафетерии со своей игральной залой, поделенной на возрастные зоны. Он уже даже меню придумал. – Мэнди невольно улыбнулась, а затем продолжила. – Я знаю это, но вижу, как каждый день он жертвует своей мечтой, не тратя ни одного лишнего цента. Он всё повторяет и повторяет, как купит для нас дом в Нью-Хэмпшире, во дворике которого обязательно сделает самую лучшую в мире детскую площадку. Он грезит этим… и я понимаю, но… всегда задаюсь лишь одним вопросом: разве этот дом стоит его загубленной мечты?
– Если по сравнению с тем, что дает тебе любимый человек, эта мечта почти ничего не значат – то да. Определенно, стоит.
Мэнди придвинулась чуть ближе, а затем положила голову ей на плечо.
– Я не такая. Мы разные.
– Но вы любите друг друга.
– Если бы только этого всегда оказывалось достаточно, – прошептала она, и Эбби подумала, что её сестра, не подозревая, озвучила и её мысли: очень часто одной любви бывает слишком мало.
Утром Эбигейл чувствовала себя уже значительно лучше: голова не болела, тошнота исчезла, да и сама она ощущала себя заметно отдохнувшей. Дарена, который всю ночь спал беспокойно, в постели не оказалось. Вместо этого на подушке лежал сложенный вдвое небольшой зеленый листочек. Сердце ёкнуло от нехорошего предчувствия, а внутри всё мгновенно оцепенело. Слегка дрожащими от тревоги пальцами, Эбби потянулась к записке и развернула её, успев сделать два глубоких, успокаивающих вдоха. Когда глаза начали пробегаться по знакомому до боли почерку, дыхание перехватило.
«Насчет завтрака я распорядился. Его принесут в номер в 8.30 – помню, что ты никогда не просыпаешься позже этого времени. Мне пришлось срочно отъехать. Неотложные дела. Уверен, что Элейн захочет навестить Пола – скажите Клиффорду, он вас отвезет. Встретимся в больнице.
P.S. Прости за вчерашнее. Люблю тебя.
Твой Д.».
На последних словах Эбби, наконец, выдохнула, и на глаза невольно навернулись слезы – от облегчения. А ещё от счастья и надежды на будущее; светлое будущее.
На часах ещё не было восьми. Они как раз успели встать, по очереди сходить в душ и одеться, когда пришел официант и принес им заказанный завтрак. Меньше, чем через сорок минут Эбби и Элейн отправились в больницу, взяв с собой Клифа; Элли, после теплых прощаний, поехала в аэропорт вместе с Гейлом; а Мэнди, Тайлер и Адель остались в отеле под присмотром ещё одного телохранителя не менее внушительного роста и телосложения.
До клиники они доехали быстро. Пробок не было, и Эбби мысленно поблагодарила за это Бога, потому что в противном случае её подруга окончательно бы извелась.
Дарен уже ждал их на этаже.
– Как он? – Спросила Элейн прежде, чем они приблизились. – Ты был у него?
Он кивнул.
– Пол в порядке. Хочет тебя видеть.
Она ничего не ответила. Улыбнувшись – очень по-особенному – толкнула дверь и скрылась в палате.
Они стояли всего в нескольких шагах друг от друга. В коридоре никого не было; тишина и давила и спасала одновременно. Казалось, Дарен просто не решается поднять голову и посмотреть ей в глаза. Его будто бы останавливало осознание собственной вины, и от этого сердце сжималось в тисках.
– Эбби, я…
Не сдержавшись, она бросилась ему на грудь и крепко обняла руками. Желание чувствовать родное мужское тепло было сильнее – важнее – всего прочего. Важнее их ссоры; обиды и недопонимания; хаотичных мыслей и дурных предчувствий. Всего прочего. Дарен тут прижал её к себе и поцеловал в макушку. Эбби улыбнулась, ощущая, как всё внутри заклокотало и замерло; затем вновь заклокотало и вновь замерло.
– Я виноват, – тихо начал он, запуская пальцы в её волосы, – прости. Знаю, что это не оправдание, но я так испугался… подумал о том, что могу тебя потерять, и мне словно крышу снесло. Я помню, как клялся, что больше никогда не сделаю тебе больно, а вчера не сумел…
Не позволив Дарену договорить, она приподнялась на носочки и, обхватив ладонями его лицо, прильнула к теплым губам. Он поцеловал её в ответ: сначала мягко и немного нерешительно, затем твердо и уверенно, жадно вбирая её вкус и запах, показывая, что она для него значит.
– Мне не нравится ссориться с тобой, – нахмурившись, прошептала Эбби, – совсем.
Его дыхание обожгло кожу, а затем она почувствовала, как он улыбнулся.
– Если ты всегда будешь целовать меня так, как сейчас, то обещаю, что мы больше не станем ссориться.
– Шантажируете меня, мистер Бейкер? – Спросила она, невольно приподнимая вверх одну бровь.
– А получилось? – Дарен притянул её ближе – хотя казалось, ближе уже было некуда – а затем сосредоточил на ней свой взгляд. – Я хочу кое о чем тебя попросить.
– О чем?
– Сначала пообещай, что не будешь возражать и спорить.
Его лицо стало серьезным – слишком серьезным.
– Когда ты так говоришь, не
