– Я знаю, – ответила Алина, – но это все же пустяки по сравнению с тем, что случилось у вас. Маргарита добралась до документов?
Луганцев покачал головой и скрипнул зубами.
– Ради бога, не вспоминайте о ней. Я не храню дома важные бумаги, тут она просчиталась. Как Илья ни разорялся по этому поводу, но ей не удалось добыть то, к чему она так стремилась.
– А вам известно, что она хотела украсть?
– Естественно. Вчера мы подписали несколько договоров, которые очень невыгодны нашим конкурентам. Последние два месяца идет странная, можно сказать, мышиная возня вокруг нашего завода. Видите ли, мы стали работать с прибылью, нами заинтересовались западные инвесторы, и это сразу сделало завод лакомым куском. Тут же появились желающие скупить наши акции, хотя они сильно прибавили в цене. В то же время в некоторых газетах появились явно кем-то проплаченные публикации. Знаете, продажные журналисты всегда найдутся. Вот и пытаются они убедить и инвесторов, и акционеров, что мы не выполняем свои обязательства, дивиденды выплачиваем крошечные, не расплачиваемся по кредитам… Одним словом, откровенная брехня! Нас вынудили оправдываться, доказывать свою состоятельность…
– Но с чего вдруг Маргарита решила переметнуться на сторону конкурентов? – осторожно спросила Алина, не слишком надеясь на ответ.
Луганцев пожал плечами.
– Ей было грех на что-то жаловаться. Зарплату она получала приличную. Я ей многое доверял, и вот это как раз и беспокоит меня больше всего! Она знает все о наших планах развития и сотрудничества с партнерами из-за рубежа. Она в курсе всех отношений с нашими компаньонами, настоящими и потенциальными. Если ее и купили, то за очень и очень большие деньги. Только я вам скажу, с такими секретами в голове долго не живут. Перебежчики обычно плохо кончают.
– Наверно, Маргарита это тоже понимает?
Луганцев поднял на Алину тяжелый взгляд.
– Женщины в своих поступках зачастую не так осмотрительны, как мужчины. У них эмоции порой подавляют разум. В ярости они непредсказуемы и могут натворить черт знает что. Потом, конечно, раскаиваются, но исправить уже ничего нельзя!
– Это так же банально, как и насчет выпивки, – тихо сказала Алина, – и точно так же неоспоримо. Но из-за чего она впала в ярость? Ведь на это, скорее всего, были причины?
– В том-то и дело, что она не впадала в ярость. А если и впадала, то только не при мне. Три дня назад она позвонила утром из дома и сказала, что простудилась, но на больничный не пойдет, просто отлежится дома. За те годы, что мы работаем вместе, такое случилось первый раз, но я не придал этому значения. Думал, переутомилась Маргарита Львовна. Отлежится пару дней и снова явится на работу. Но сами понимаете, когда помощник отсутствует, сразу возникает много вопросов. Я раз попросил секретаря позвонить Маргарите домой, два… На звонки она не отвечала. Ладно, я и с этим смирился. Но когда и на третий день никто не подошел к телефону, я отправил секретаря к ней домой. Дверь не открыли. Сотовый у Маргариты не отвечал, номер был недоступен, ну что я мог подумать? Конечно же, самое плохое! Илья предлагал взломать дверь. Я его уговорил не спешить. Вечером мы вдвоем заехали к Маргарите. Свет в ее окнах не горел, но соседка сказала, что видела Маргариту около часа назад. Она садилась в такси. Это уже было что-то. Мы успокоились. Илья даже посмеялся, дескать, Марго нашла себе любовника и под предлогом болезни все это время провела с ним. После визита к ней мы решили не возвращаться на завод и поехали домой. – Луганцев неловко усмехнулся. – Сегодня «Спартак» играет с «Барселоной». Илья уговорил меня немного отвлечься от проблем. И вот, – развел он руками, – отвлеклись!
– Вы давно знаете Маргариту?
– Как сказать, – Луганцев сделал быстрый глоток из стакана и посмотрел на Алину исподлобья. – Это Илья поручил вам узнать, откуда я знаю Маргариту? Видите ли, я не посвящал его в эти детали.
Алина смутилась.
– Простите, я не имею права задавать вам такие вопросы. Но Илья Сергеевич здесь ни при чем.
– Теперь это не имеет значения, – Луганцев сделал новый глоток виски и требовательно произнес: – Ну, выпейте же! Вам это не повредит, да и разговор наш пойдет чуть живее.
Алина торопливо отхлебнула отдававшую самогоном жидкость, потянулась за ломтиком лимона. Луганцев накрыл ее ладонь своею рукой.
– Елена Владимировна, – легкая хрипотца проступила в его голосе, – вы напоминаете мне мою маму. Вы говорите с теми же интонациями, даже голос у вас немного похож. Мама всю жизнь учила детей бальным танцам, и даже в старости у нее была легкая, какая-то летящая походка. И спину она всегда держала прямо… – Глаза его заблестели, и он быстро отвернулся.
Впервые Алина видела его растерянным. Казалось, он говорил для себя, и ему было не важно, слышит Алина его или нет. Но таким он ей был ближе и понятнее, и, глядя на Луганцева, Алина вдруг ощутила приступ самой настоящей нежности. Ей захотелось прижать его голову к груди, провести рукой по волосам. Чисто по-матерински, ведь ничего другого она не могла себе позволить.
– Нет, я не то говорю… – Луганцев беспомощно посмотрел на нее, а у Алины в горле вдруг появился комок, который она с трудом сглотнула.
– В этом доме перебывало много домработниц, молодых и в возрасте. Все они крайне меня раздражали. Вечно что-то роняли, разбивали, целыми днями пялились в телевизор, а одна, – он усмехнулся, – выпила мой коньяк и чуть не захлебнулась в ванне. Вас же не видно, не слышно, словно все в доме пришло в порядок по мановению волшебной палочки. Но, главное, что меня поразило, – продолжал он глухо, – ваше первое появление в моем кабинете… Вы вошли, и я почувствовал… Вы очень строго со мной разговаривали. В последнее время никто себе этого не позволял…
– Простите, – Алина быстро отняла свою руку, – я не хотела вас оскорбить!
– Нет, я совсем другое имел в виду, – Луганцев виновато, совсем по-мальчишески улыбнулся. – Я вдруг почувствовал себя подростком. И это чувство, которое я никак не могу определить, возможно, ностальгия по тем счастливым временам, когда мама была жива и все проблемы решались как бы сами собой.
– Ваша мама давно умерла?
– Двенадцать лет назад. Мы с Ильей служили тогда в Приднестровье. Телеграмма пришла поздно, я приехал, когда ее уже похоронили. – Луганцев залпом выпил остаток виски и стукнул кулаком по столу. – Я знал, что она заболела, но никак не мог вырваться в отпуск. Она умирала на руках у жены и все надеялась, что я приеду…
Он низко склонился над столом.
– Простите, Елена Владимировна, я никому это не рассказывал. Но нахлынуло вдруг, не смог удержаться.
