Люба с ужасом смотрела на меня.
– Жанна, а вы случаем умом не тронулись?
– Нет, Любонька, нет. Сейчас придет Паша и все объяснит.
Я зашла в комнату и подошла к входной двери. Прислушалась – тихо. Ну почему они так долго?! Ждать не было сил, и я принялась нервно ходить по комнате из угла в угол. «Пашенька придет и все объяснит», – твердила я себе.
Наконец в дверях стал проворачиваться ключ. Я выбежала в коридор. Пашка держал в руках здоровенную сумку с продуктами и огромную корзину алых роз. Маринка – сетку с двумя бутылками «Хеннесси» и роскошный круглый торт, которым можно было бы запросто накормить человек двадцать, не меньше.
Пашка протянул мне цветы.
– Это тебе.
Не говоря ни слова, я взяла корзину и поставила на стол.
– Держи сумку с продуктами. Маринка здесь чего только не набрала. Сегодня устраиваем день желудка!
Я взяла сумку и не смогла ее удержать. Содержимое высыпалось на пол. Я села на корточки и тупо уставилась на дорогие деликатесы.
– Ты лучше посмотри, какой торт! – радостно сказала Маринка. – Столько магазинов пришлось объехать, чтобы такого красавца найти.
Пашка подошел поближе, сел рядом со мной на пол и посмотрел мне в глаза:
– Господи, девочка моя! Да на тебе же лица нет. Ты ревела? Зачем? Что случилось?
Я взглянула на Пашку и тихо прошептала:
– Паша, пожалей меня, как маленькую.
– Что?!
– Пожалей меня, как маленькую.
Пашка взял меня на руки и положил на диван. Сам сел рядом и стал гладить меня по голове.
– Все хорошо, моя девочка. Все хорошо, моя родненькая. Я же без тебя не могу. Ты что-то вспомнила? Не надо, не вспоминай. Знаешь, Маринка ждала меня в машине, а я зашел к знакомому антикварщику. Хороший такой мужичок. Он очень заинтересовался иконами. Он купит их за наличку. Я договорился, что завтра мы ему их привезем. Ты рада, девочка моя?
Я лежала, не обращая внимания на его слова. Затем резко встала и отошла к окну. Потом громко зарыдала, закрыв лицо руками.
– Господи, да что с тобой? Скажи наконец, что случилось? – Он испуганно смотрел на меня.
– Пашенька, скажи, ты же не убивал Матвея?
– Что?
– Скажи, что ты не убивал Матвея.
– Что ты несешь?
Я пошла в комнату, взяла портфель с фотографиями, опять споткнулась о таз, сморщилась от боли и кинула портфель Пашке. Он опустил голову и тихо спросил:
– Откуда это у тебя?
– Нашла под твоей кроватью. Здесь все, кого ты убил. Среди этих фотографий была фотография Матвея…
Маринка открыла рот и с ужасом схватилась за щеки.
– Скажи, это ты убил Матвея?
– Я не знал, что это Матвей.
– Что? Ты все-таки признаешься в том, что убил моего мужа?
Пашка побледнел и тяжело задышал.
– Я не знал, что это твой Матвей. Для меня это было обычное убийство, понимаешь?! Я даже не имею понятия, кто его заказал. Все происходило через посредника. Посредник дал мне этот конверт и аванс. Заказ был нелегкий, и я тщательно к нему готовился. Я даже не знал, кого убиваю. Директора банка, крутого или депутата. Мне без разницы. Я получил заказ и его выполнил. Убил его так же, как и других, пойми. Я не знал тебя, не знал твоего мужа, я выполнял свою работу. И только в тот момент, когда мы подъехали к твоему особняку, я понял, что натворил. Мне надо было рассказать тебе все сразу, но я не мог. Я боялся потерять тебя. Ты – единственное, что осталось у меня в этой жизни, ради тебя я живу, дышу…
Я почувствовала страшную боль в голове и нарастающий гул в ушах. Тело непроизвольно задергалось. Это нервные судороги.
– Жанна, может быть, врача? – испугался Пашка.
– Не смей подходить ко мне!!!
Пашка стоял и глазами, полными страдания, смотрел на меня. Маринка села на стул, заплакала и жалобно произнесла:
– Жанка, успокойся. Пашка и в самом деле ничего не знал. Он же тогда был с тобой незнаком…
– Заткнись! – зло крикнула я.
Маринка замолчала и заревела еще громче.
– Пашенька, ну хотя бы соври, что ты его не убивал… Может быть, у меня получится как-то жить с этим дальше… Я постараюсь. Соври.
– Я могу врать кому угодно, но только не тебе. С той минуты, когда мы подъехали к твоему дому и я понял, что убил твоего мужа, я не нахожу себе места. Меня словно что-то дерет изнутри, я не хочу жить и ненавижу себя. Я молил только об одном: чтобы ты никогда этого не узнала. Иногда в нашей жизни бывают моменты, когда лучше сладкая ложь, чем горькая правда.
– Что же ты натворил, Пашенька? Ведь я так сильно тебя люблю. Что ты наделал?
Пашка смахивал слезы и старался держать себя в руках, чтобы не разрыдаться. Его плечи дрожали, а глаза были полны обиды и горечи. Я подошла к нему и едва слышно прошептала:
– Я люблю тебя, Пашенька, я так сильно тебя люблю. У меня не получится с этим жить. Я слишком хорошо себя знаю, я не смогу, как бы ни старалась… Ты только знай, что я всегда буду тебя любить… Ты только знай.
Пашка прижал меня к себе и стал жадно целовать мои губы. Я погладила Пашку по спине, затем чуть ниже, нащупала кобуру и быстрым движением достала пистолет. Он даже не попытался перехватить мою руку. Смахивая слезы, Пашка смотрел мне в глаза.
– Положи пистолет, – как сквозь вату, услышала я его голос.
– Нет, Пашенька, не положу. – Я отошла на два шага назад, сняла предохранитель и направила пистолет на Пашку.
– Жанна, не надо. – Пашка стоял не шевелясь.
– Жанночка, миленькая, опомнись!!! – завизжала Маринка.
– Я хорошо помню тот вечер. Я укладывала ребенка в постель. Случайно посмотрев в окно, я увидела, как к особняку подъехала машина. Мой муж попрощался с водителем и охранником. Раздались какие-то странные хлопки. Затем – крики и стоны. В тот момент я еще не поняла, что это стрельба. Потом все повторилось. В одном домашнем халатике я выскочила на улицу. Самый дорогой для меня человек, отец моего ребенка, безжизненно лежал в луже крови. Я упала рядом с ним. В тот момент мне хотелось, чтобы жил он, а я, предавшая свою семью, лучше была бы мертва… Ты убил его, Пашенька. В тот вечер ты убил Матвея… Ты убийца. Ты приносишь горе и беду в чужие семьи. Я ненавижу тебя, Пашенька, ненавижу…
– Жанна, я не знал… Клянусь тебе… – рыдал Пашка. – Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, но еще больше ненавижу.
Перепуганная Маринка выскочила на балкон и стала звать на помощь. В тот момент я ничего не видела и не слышала. Ненависть взяла верх над всеми другими чувствами. Передо мной стояла мишень. Обычная десятка, только и всего. Я держала пистолет, смахивая слезы и громко рыдая. Тело мое содрогалось в истерических судорогах. Пашка, чутко уловив мое состояние, стал отступать к балкону.
– Жанночка, отдай мне пистолет… – шептал он.
