Валентина Мельникова - Неоконченный романс

Солнце выглянуло из-за туч, сразу стало жарко, и Лена сняла куртку. От земли, камней, травы поднимался легкий пар. Сапоги нагрелись от костра и жгли ноги. Мужчины ушли за дровами для вечернего и утреннего костров, и она решила переобуться. Сняв сапоги и толстые, из козьей шерсти носки, внимательно осмотрела ноги: потертостей и ссадин, к счастью, не было. Девушка с удовольствием пошевелила пальцами, почувствовала невыразимое наслаждение от прикосновений ласкового прохладного ветерка. Сзади послышались шаги.

— Наслаждаешься? — Алексей за ее спиной бросил на камни сушняк, подошел к костру. Он тоже снял куртку, оставшись в толстом свитере и жилете со множеством карманов. — Что у нас на обед?

— Каша гречневая с тушенкой и компот. Я его, чтобы остыл, в ручей поставила.

— Это хорошо! — Он потер руки, протянул их над костром, искоса наблюдая за девушкой. Она натянула ботинки и принялась их зашнуровывать. — Устала? — Не глядя на нее, он присел на дальний конец бревнышка около огня, достал из пачки сигарету, размял пальцами. — Ноги не сбила?

— Не сбила и не устала. А разве мы перешли на «ты»?

Он исподлобья посмотрел на нее и, прикурив, сильно затянулся, пустив в небо густую струю дыма.

— Вчера вечером, неужели не заметила?

Девушка вспыхнула.

— Чудовище! — прошипела она в ответ и бросилась на помощь отцу, кряхтевшему под большой валежиной, которую он умудрился взгромоздить себе на плечо.

За обедом мужчины обсуждали планы на завтрашний день. Поглядывая на них, она удивлялась поразительным изменениям, происшедшим с обоими. Куда исчезла вальяжность, некоторая расслабленность в походке? Внутренне подобравшись, они четко и деловито обсуждали по карте варианты маршрута, рассматривая в бинокль подходы к перевалу.

Лена положила на плоский камень каши для Рогдая, он вылизал его до блеска и умиротворенно улегся в тенечке, чтобы на досуге повыкусывать из густой шерсти сухие колючки.

Собрав грязную посуду, она отправилась к ручью, а вернувшись, застала сонное царство. Мужчины прикорнули на уже успевших прогреться камнях. Отец даже слегка похрапывал, но Алексей при ее приближении поднял голову:

— Как там лошади, не ушли далеко?

— Нет, пасутся по ту сторону ручья.

Ковалев опять прикрыл глаза. Лена поставила вычищенную посуду на камень около костра, подошла к нему:

— Можно я на хребет поднимусь, пока вы отдыхаете?

— Иди. — Он внимательно оглядел ее с ног до головы. — Смотри только, в горах темнеет быстро. — Он свистнул Рогдая. — Собаку возьми с собой и карабин.

Если что, стреляй или ори во весь голос. Главное, осторожнее, не дай бог медведицу встретить!

— Рогдай предупредит в любом случае.

Подниматься вверх по пологому склону, перепрыгивая с одного огромного камня на другой, было сплошным удовольствием. Они с Рогдаем устроили настоящие скачки с препятствиями. Хитрый пес умудрился пролезть там, где ей вряд ли бы удалось пройти, и оказался на горе значительно раньше хозяйки. Радостно помахивая хвостом и словно слегка подразнивая, он бегал по камням над ее головой.

Последние метры Лена почти ползла по склону, цепляясь руками за корни и ветки кедрового стланика.

Немного задохнувшись, она все-таки догнала шустрого пса и застыла в изумлении…

На все четыре стороны света лежала перед ней бескрайняя дикая страна! Непрерывные нагромождения хребтов, причудливые контуры гольцов, изломы ущелий. Всматриваясь в безграничное море сверкающих на солнце утесов, вырастающих сплошной зубчатой стеной на юге, она испытала странное чувство волнения и удовлетворения, которое неизменно охватывает человека, достигшего наконец того, о чем он мечтал многие годы.

Слабый ветерок набрасывал запах нагретой хвои, молодой зелени, перегнившей листвы и сотни других еле уловимых запахов пробудившейся к жизни лесной чащи. Отовсюду звучали радостные песни птиц. По темно-зеленому мху, в котором чуть ли не по колено тонула нога, небрежно раскинулся бледно-желтый ягель. Сочетание этих двух цветов напоминало узор на ковре, брошенном к ее ногам щедрым таежным волшебником.

Рогдай возбужденно переступал лапами. Его раздражало недавнее присутствие на склоне горы диких животных. Он то громко втягивал воздух, стараясь что-то уловить в нем, то подозрительно обнюхивал веточку или след и, насторожив уши, останавливался, внимательно прислушивался к тишине, фиксируя звуки, недоступные человеческому слуху. Лена накинула на него поводок, иначе зараженного охотничьей страстью пса невозможно было удержать около себя.

Вдруг где-то сзади, на гребне, тревожно прокричала кедровка, и сейчас же Рогдай, бросившись вперед, натянул поводок. Лена прислушалась, но в лесу было тихо. Пес между тем поглядывал на нее, нервно косил глазами, просился вперед. Сдерживая его, Лена прибавила шаг и вскоре увидела: по крутому откосу торопливым шагом уходили от них маралы: бык и две ланки. Она сразу же узнала их по желтоватым фартучкам сзади. Звери остановились и, повернув головы, замерли на месте. Остановилась и Лена. Рогдай застыл, как пойнтер на стойке. А когда олени сорвались с места и бросились вверх, он укоризненно посмотрел на хозяйку: «У тебя же ружье, почему не стреляешь?» Лена ахнула от досады.

От неожиданности она забыла про фотоаппарат и упустила такой чудесный кадр!

Рогдай долго не мог прийти в себя, нервничал, рвался вперед и успокоился только тогда, когда, минуя звериный след, они стали по россыпи спускаться вниз к небольшому озеру, берега которого поросли молодым пихтарником. Рогдай по-прежнему недоверчиво обнюхивал воздух, он вглядывался то в глубь расщелин, то на соседний склон и мгновенно реагировал на малейший звук. Тропа убегала дальше через лес, но Лена свернула к озеру и замерла на месте…

На коричневом фоне прошлогодней лесной подстилки и мертвой, тронутой тлением травы перед ней вспыхнули тысячи и тысячи ультрамариновых звездочек с маленькой зеленой салфеткой на тонкой шейке.

Пять ярко-фиолетовых или темно-синих лепестков вокруг желтой чашечки, где вся премудрость бытия — тычинки и пестик, едва заметные для глаза. Вот и вся горная фиалка, всплеск радости, опередивший устойчивое тепло. Цветы, названные в народе анютиными глазками, соткали живое сине-зеленое покрывало, вобравшее в себя все оттенки синевы горного неба. И еще вчера суровый и мрачноватый пейзаж изменился на глазах. Какой уж там холод, если на лесной подстилке ковер фиолетовых цветов! Зайдет солнце, на горы снова спустится холодная темь. Фиалки, испугавшись ночи, прижмутся к самой земле, нагретой за день, и она развесит над цветами теплый занавес пара, защитит от недружелюбных выпадов изменчивой погоды. Утром взойдет солнце, и снова оживет фиолетовое пламя.