Недоспасова когда-то пленила высокая, лениво вплывшая в его кабинет рыжая красотка.
Разглядывая ее тотчас загоревшимися похотью глазами, адвокат срочно обдумывал, как лучше и удачнее начать обработку. Обычно такие дивы охотно идут на контакт. Хотя… Богатый опыт юриста свидетельствовал, что девушки бывают чересчур разные, и реакция у них практически непредсказуема. За один и тот же какой-нибудь экстравагантный поступок или нагловатую, дерзкую реплику со стороны мужчины одна может расхохотаться, другая — двинуть по морде, а третья — оскорбиться на долгие годы.
Но он решил рискнуть. Как привык делать всегда.
Борис прислушался к ее просьбе. Не дослушал до конца. Вежливо прервал:
— Я разведу вас с кем угодно и на любых, самых выгодных для вас условиях. Но хотелось бы сначала обговорить свое вознаграждение…
Марина невозмутимо покачала ногой в изящной туфельке.
— Мы договоримся. Я заплачу столько, сколько вы попросите. Но только после развода.
— Вы меня не поняли, — вкрадчиво понизил голос Недоспасов. — У вас есть реальная замена почти бывшему мужу? Вы уходите к другому?
В глазах докторши замерцало любопытство. Она усмехнулась:
— А вы дотошный! Неужели адвокату положено все знать?
Борис кивнул.
— Я ни к кому не ухожу, — небрежно уронила Марина. — Сама к себе… Мужики надоели…
Все какие-то беспомощные, вялые, безынициативные. Я не хочу вас обидеть, ни в коем случае. Просто…
— Так получилось! — докончил Недоспасов. Доктор засмеялась:
— Вы угадали! Найду другого — удивлюсь и обрадуюсь. Но пока что-то его не заприметила…
— А вы невнимательны! — не остался в долгу Борис. — Считайте, что уже его нашли!
— Наглец! — фыркнула Марина и окинула юриста пристальным, оценивающим оком. — Впрочем, это видно с ходу.
— В две секундочки! — добавил Недоспасов. — Так когда?..
— Ну и ну! — протянула Марина. — Это что, ваш гонорар за услуги по моему разводу?
— Разве он так уж мал? — спросил Борис. — По-моему, даже очень велик… Кажется, у меня еще никогда не было такого огромного.
Доктор взглянула намного благосклоннее. И безразлично вытащила из сумочки визитку.
— Вот мои телефоны. Звоните в конце недели. Дальше решим…
И они решили все так, как требовалось им обоим. Некоторое время Борис тешил себя иллюзией и надеждой, что ему хорошо, что счастлив с Мариной. Он рвался к ней, скучал без нее, не находил себе места… Но все довольно быстро изменилось.
Он устал от Марины, как устают иногда от любимой и необходимой работы. Недоспасов начал метаться и делать глупости…
— Знаете, как это приятно и здорово — иметь в постели сразу и мать и дочь? Просто чудненько, — откровенно поделился Недоспасов с Лилией Ивановной, словно всю жизнь занимался исключительно тем, что спал одновременно с дочками и их мамашками. — Я приглашаю вас к себе в постель! Наташку куда-нибудь на время отправим… И тестя заодно. И предадимся восторгу любви! У меня будут и мама, и дочка!.. Наивысшее наслаждение! Вы мне давно нравитесь.
Лилия Ивановна оторопела и ошеломленно присела на стул. Восторга зятя она явно не разделяла.
Борис хмыкнул, доел омлет и плотоядно вновь окинул тещу странно голодным и чистым взором.
— А у нас больше ничего нет слопать? Маловато…
Лилия Ивановна быстро встала и выставила на стол из холодильника тарелки с колбасой, ветчиной и сыром. Борис вновь с удовольствием схватился за нож и вилку.
— Так вы мне не ответили, дорогая теща…
— Я думаю, — сухо отозвалась Лилия Ивановна, — мы с вами этот вопрос обсуждать не будем…
— Почему? — искренне удивился Недоспасов. — Разве я предложил что-то неприличное, нехорошее? Вы же мне не чужая женщина, какая-нибудь там девка с улицы, а родная, теща, мать моей любимой жены… Лилия Ивановна молча, холодно собирала со стола, ничего не отвечая. Борис разочарованно вздохнул. Он действительно не усматривал ничего предосудительного в своем предложении. Да и вообще объективность критериев и оценок давно казалась ему сомнительной. Как, например, оценить виновность каждого его клиента? Да никак! Основным и единственным мерилом здесь давно стали деньги. И чем их больше, тем весомее аргументы защиты. А что в этом особенного или странного? Ничего… Человек — всего-навсего условная единица, и его стоимость тоже теперь определяется все в тех же самых условных единицах.
Но после его предложения теще вопрос с покупкой квартиры молодым решился Лилией Ивановной почти мгновенно.
— Мама, ты же не хотела! — удивилась ни о чем не подозревающая Наташа. — Придется ездить! Зачем? Дети еще маленькие… Надо найти квартиру поближе. Ну к чему вдруг такая спешка?.. Я ничего не понимаю…
Лилия Ивановна скорбно поджимала губы. Борис ухмылялся. Ему было интересно, расскажет теща обо всем дочери или нет. И как Наталья воспримет эту новость. За свое будущее он больше не боялся. Великий адвокат Недоспасов мог не тревожиться за свое существование на земле.
Наташа о предложении, сделанном Борисом ее матери, конечно, узнала. Немного позже. Какая женщина не поделится такой сногсшибательной новостью и своим успехом, пусть даже с дочерью!..
Интонацией и словами Лилия Ивановна сурово осуждала зятя, клеймила его позором, гневалась… Огорчало одно: нельзя было отчаянно простонать: «Кого ты себе выбрала в мужья, доченька?!» Ведь выбрала мужа дочке она сама… Наташа, услышав такое, притихла и совершенно сникла. Она поплакала втихомолку от родителей, ни словом Бориса не упрекая, и вновь смиренно возвратилась к своим материнским обязанностям. Лишь они одни держали ее на плаву и не давали сломаться окончательно.
Миша рос хорошо, болел редко, а вот у Милочки нашли врожденную патологию пищевода, и Наташа терпеливо кормила дочку с ложки, понемногу приучая ее каждый раз съедать на кусочек больше, чем в предыдущий. Помогал тихий неслышный дедушка, отец Наташи.
— Я тебя предупреждал! — холодно встретил Борис диагноз врачей, обследовавших Милочку. — Но ты меня не послушала. Теперь расхлебывай сама, как знаешь и умеешь! Здесь не помогут даже большие деньги и хорошие врачи.
Борис детьми не интересовался и привычно блестяще выигрывал процесс за процессом. Чужие, думала Наташа.
И ловила себя на мысли, что Недоспасов точно так же не интересовался бы и своими.
Кавказец бесстрастно наблюдал за происходящим. Женщина в сером платке, зябко натягивая его на плечи, по-прежнему пугливо таращила большие глаза.
— Это моя мама! — радостно доложил ей Алеша. — Она жива! Видите? А папа говорил, что она умерла! Он ошибся! Или его обманули!
