Она без труда нашла кладовую. Сыр и молоко, мясо и пироги, все, что голодная женщина и ее кошка могли пожелать.
Джулиана села, скрестив ноги, на покрытый соломой пол, кошечка устроилась у нее на коленях. И они с удовольствием разделили трапезу. Евгелина предпочла луковый пирог и кусочки мяса, Джулиана — сухие яблоки и крепкий козий сыр.
— Это замечательно, Евгелина, — сказала она. — Теперь если нам удастся раздобыть фляжку вина для меня…
Она так и оставила фразу незаконченной, так как память настойчиво вернула ее к пропавшему кубку, и пища, которую она в этот момент глотала, вдруг показалась ей невкусной. На глаза навернулись слезы. Евгелина тем временем, цепляясь коготками, забралась по платью Джулианы вверх до ее плеча и принялась слизывать шершавым язычком слезы с ее щек. Эта странная, необычная ласка крохотного животного неожиданно успокоила Джулиану.
— Да, я знаю, я глупая, причем в гораздо большей степени, чем мастер Николас, — сообщила она котенку доверительным тоном и в тот же миг услышала голоса в кухне, сразу за дверью кладовой.
Она застыла, охваченная внезапной паникой. Что, если еще кто-нибудь пришел сюда в поисках позднего угощения? Что ей сказать, если кто-нибудь откроет вдруг дверь и обнаружит ее здесь, босую и растрепанную?
— Ты прав, негодяй! — произнес женский голос. — Я нисколечко не возражаю против того доброго кусочка свининки, который ты носишь в своих штанах.
Должно быть, эта женщина очень хочет есть, подумала Джулиана с сочувствием. Но только почему кто-то должен носить еду в штанах?
— Там больше чем достаточно для того, чтобы сделать тебя счастливой, плутовка, — прорычал в ответ мужчина.
Джулиана услышала треск, затем глухой звук удара. Она никогда еще не слышала, чтобы люди ели с такими странными звуками, хотя было совершенно ясно, что эти двое наслаждаются вовсю, они пыхтели и постанывали от удовольствия.
Что бы они там ни ели, это, по всей видимости, было гораздо вкуснее, чем ее простая еда, подумала Джулиана. Она, правда, не видела никакой пищи в кухне, но, может быть, она просто не заметила чего-то.
Кошечка тем временем заснула, счастливая и наевшаяся. Джулиана медленно двинулась к двери, которая осталась немного приоткрытой, думая о том, хватит ли ей наглости неспешной походкой, как ни в чем не бывало, выйти из кладовой. Возможно, у этих людей достаточно еды, которую она могла бы с ними разделить?
Она толкнула дверь, уже готовая во всеуслышанье объявить о своем присутствии, да так и застыла, онемев от потрясения. Мужчина и женщина в кухне вовсе не утоляли голод, во всяком случае, не так, как она думала.
Женщина, видимо одна из служанок, если судить по платью, которое было задрано вверх до талии, лежала поперек кухонного стола. Ее ублажал один из воинов лорда Хью. Никто из них даже не заметил, что кто-то еще появился в кухне, настолько они были поглощены своим занятием. Джулиана замерла, не в силах пошевелиться, уставившись на эту счастливую пару.
Мужчина был явно уродлив, но громкие стоны женщины говорили об удовольствии, а вовсе не о боли. Неясное воспоминание вдруг всплыло в голове Джулианы, когда-то она наблюдала за животными в пору своего детства на поле возле их дома. Однако она всегда полагала, что животные должны отличаться от людей.
Однако, видимо, все же не так сильно, как она считала. Джулиана в недоумении глядела на эту парочку. Она почувствовала, как загораются ее щеки от смущения и растерянности, и в следующее мгновение выбежала из кухни, так и не замеченная страстными любовниками.
Она шла, не разбирая дороги, да и ей было все равно куда идти. Ее мир вновь перевернулся. Она просто не знала, что и думать, во что верить. Она вдруг обнаружила, что стоит под дождем, босыми ногами в луже, а вокруг нее непроглядная мокрая тьма. Кошечка запищала, протестуя, начала царапаться и, вырвавшись из ее рук, исчезла в темноте. Джулиана заплакала от отчаяния. Все в мире устроено совсем не так, как она считала. Она не может никому доверять и ни во что верить, разве что в любовь маленькой кошки. Она не собиралась бросать ее здесь, во дворе, полном опасностей.
Но и найти малышку она бы не смогла. Она была так мала, что могла спрятаться в любую щель. Даже днем найти ее было бы трудно, а ночью она и вовсе здесь затеряется. И все же Джулиана не могла уйти без нее.
Дождь продолжал лить, ее босые ноги стали совсем ледяными, и, медленно их передвигая, она побрела по двору.
На востоке посерело небо, обозначая приближающийся рассвет, едва заметный в пелене дождя, но кошка так и не откликнулась на зов Джулианы. Видимо, маленькая Евгелина разумно решила спрятаться где-нибудь от ливня.
Надо возвращаться, устало подумала Джулиана. Кошечка вполне могла сама о себе позаботиться. Возможно, она вернулась назад в конюшню к своей маме или отправилась на охоту за мышами после угощения из баранины и лука. Вскоре проснутся слуги, и надо успеть вернуться в комнату, снять мокрую одежду, согреться…
Но Джулиана была не в состоянии добрести даже до укрытия под сводами заброшенной часовни Святой Евгелины. Она осмотрела ее в первую очередь, но на этот раз кошечки там не оказалось.
Если бы ей только найти в себе силы и сдвинуться с места, она могла бы укрыться там и поспать. Однако ноги ее уже почти не держали, мокрая отяжелевшая одежда тянула книзу. Джулиана все же сделала несколько шагов, прислонилась спиной к стене часовни, а затем медленно сползла по мокрой шершавой стене вниз, на землю, прямо в небольшую лужу, и обессиленно закрыла глаза.
— Что, к черту, вы тут делаете? — голос, прозвучавший над ухом, был холодным, хриплым, требовательным, но у нее не было сил даже открыть глаза и посмотреть, кто это такой. Во всяком случае, она никогда раньше не разговаривала с этим человеком, уж в этом-то она была уверена.
Он присел на корточки рядом с ней, и Джулиана почувствовала, как теплая сухая рука с невероятной нежностью касается ее мокрой щеки. Она открыла глаза и встретилась с бесстрастным взглядом шута. Нет, не шута, возразила она себе. Голос этого человека не мог принадлежать безумному мастеру Николасу. Джулиана снова закрыла глаза, отгораживаясь от него. Разумеется, это лишь видение, плод ее воображения.
Пробормотав себе под нос ругательство, призрак с неожиданной легкостью подхватил ее на руки без малейших усилий. Она хотела было что-то возразить, но была слишком замерзшей и подавленной.
Она безвольно опустила голову ему на плечо и позволила нести себя куда угодно.
Джулиана свернулась у него на руках мокрым, безвольным комочком, прижавшись к груди с неожиданным доверием, словно промокший котенок. Уж не бредит ли она от лихорадки? Николас, правда, так не думал — она скорее была слишком холодная, а не горячая, и по своему опыту он знал, что лихорадка не вспыхивает так быстро. Здоровая женщина может провести всю ночь, бродя босиком по ледяному дождю, и отделаться только замерзшими ногами. Интересно, позволила бы она ему согреть ей ноги?