– Вы говорите о земельной войне, - неуверенно проговорила высокая женщина. Она держала за руку ребенка, и тот удивленно оглядывал салун.
– Если мы не хотим лишиться результатов своих трудов, то должны настоять на том, чтобы такие типы держали животных на тропе. Нельзя позволять им вытаптывать поля только для того, чтобы сэкономить несколько долларов. - Боуи медленно обвел взглядом собравшихся. - Кто-то должен их остановить. Вы со мной?
Это были фермеры, не солдаты. Никто не смотрел ему в глаза.
– Сдается, ты здесь один такой смелый, - ухмыльнулся один из гуртовщиков. - Хорошая схватка не для трудяг землепашцев.
Румянец залил лицо Рози. Она налетела на гуртовщиков, взмахнув юбками.
– Обойдемся и без чьей-либо помощи. Если погоните стадо через мои поля, то недосчитаетесь многих голов! Слышите? Вам не лишить меня - ни за что! - единственного шанса собрать настоящий урожай! Я вам не позволю!
– Ну-ну, это мы еще посмотрим, леди. Чтобы вы не сомневались в наших добрых намерениях, примите маленький совет. Заприте-ка лучше свой скот дня так через четыре, а то как бы он не присоединился к нашему стаду. Зачем усугублять ущерб оскорблениями?
– Если нарываетесь на драку, - бросил Боуи, не повышая голоса, - вы получите ее. - Взяв Рози за руку, он провел ее мимо собравшихся, и они вышли на улицу. - Начнем с шерифа.
– Это ничего не даст, - сердито возразила Рози. - Шериф не станет ничего делать. - Беспомощность охватила ее. Семьсот обезумевших лонгхорнов. С пшеницей все будет кончено!
***
Сидя на краешке стола, шериф Гейн выслушал взволнованный рассказ Рози, колыхнул тяжелым животом, выплюнул табачную жвачку в плевательницу и тяжко вздохнул:
– Ну и что, по-твоему, я должен сделать, Стоун?
– Съездить к ним в лагерь и ознакомить их с законом, запрещающим отклонение от тропы перегона. Или арестовать.
– У меня только один помощник. - Шериф качнул полями шляпы в сторону Карла Сэндса, подпиравшего стенку и язвительно ухмылявшегося. - Возможно, мне удалось бы наскрести еще полдюжины, но не когда жатва на носу. Да и те ковбои, насколько мне известно, пока еще ничего противозаконного не совершили. Ну, допустим, они треплются, что собираются сэкономить своему хозяину несколько долларов. Что с того? Может, они погонят скот прямо по Мейн-стрит, а может, и нет. Я так понимаю, что, пока их быки не пересекли границы частных земель, перед законом они чисты.
Беззвучный крик рвался из груди Рози. Она перестала метаться по комнате и прижала ладонь к боку, пытаясь утихомирить внезапную боль.
– Знали бы вы, чего мне стоил этот урожай! - Она вскинула руки. - Сколько ночей вы слушали, как я проклинала Фрэнка Блевинза? Наконец-то мне удалось вырастить урожай, который ему и не снился! И теперь вы заявляете, что бессильны остановить стадо?
– Я тебе уже сто раз говорил и могу повторить еще: нельзя отомстить покойнику.
Омут отчаяния затягивал Рози, не оставляя места для других чувств.
– Неужели вы позволите им уничтожить мой урожай и труды еще нескольких семей, ничего не предприняв?
– Твои поля ведь имеют ограждение?
– Не все. Несколько акров рядом с домом открыты. - Боуи скрипнул зубами. - Да и какая разница. Сколько, по-вашему, выстоит ограда перед животными на перегоне?
– Извини, Стоун, закон есть закон. Могу обещать одно - что займусь теми парнями, если они нарушат пределы частных владений.
***
К тому времени как они вернулись на ферму, сверкающий веер солнца уже опускался за горизонт. В его пламенных отблесках жесткая, бурая трава прерии напоминала сумеречное море, покрытое рябью огненно-розовых волн.
Рози спрыгнула с повозки и побрела к кромке поля, где начинались семь золотистых акров самого обильного урожая, какой когда-либо приносила это иссохшая земля.
– Неделя, - прошептала она, вышелушивая зерно из желтого колоса. Если на зерне остается вмятина от ногтя, значит, пришла пора жатвы. Зерно не поддалось, но по сравнению с предыдущим разом явно стало мягче. Опыт подсказывал ей, что пшеница созреет на днях. - До жатвы - неделя, если не меньше. - Гуртовщики погонят скот по ее полям через четыре дня. После этого останется только вытоптанная солома и обломанные стебли.
Совершенно опустошенная, Рози сухими глазами смотрела на свои поля. Ее отчаяние было слишком велико, чтобы облегчить его слезами.
– Приходилось тебе видеть перегон скота, Стоун?
– Однажды. - Он схватил ее за плечи и повернул лицом к себе. - Какую часть урожая можно потерять и все-таки остаться с прибылью?
Рози горько усмехнулась.
– Я все забываю, что ты не фермер. Ты смотришь туда и видишь только семь акров земли. Я же смотрю на них и вижу семьдесят, может, восемьдесят бушелей зерна. Чтобы получить прибыль, мне нужно каждое зернышко, но в любом случае речь идет о считанных долларах. Уже есть известия о небывалом урожае в Айове и Миссури, который собьет цену. Мне нужно все!
Нахмурившись, Боуи отпустил ее. Засунув руки в карманы, он задумчиво взирал на поля, освещенные последними отблесками уходящего дня.
– Иди в дом. Я скоро приду.
Горе Рози тяжелым грузом обрушилось на него с того момента, как они вернулись домой. В первом порыве гнева он хотел помчаться в лагерь гуртовщиков и силой оружия заставить их вернуться на тропу. Но Боуи слишком хорошо знал: под дулом револьвера можно пообещать все, что угодно. Не успеет он покинуть лагерь, как соображения выгоды повернут стадо на Пэшн-Кроссинг.
Боуи нагнулся, отломил колос и размял его между ладонями. Пот, кровь и слезы взрастили это зерно. Палящее солнце и натруженные спины. Кровавые мозоли и изнемогающие мышцы. Любовь вместе с ненавистью, надежды и тревоги. Меньше всего его волновали цены на зерно, потому что деньги перестанут быть проблемой для Рози Малви. Первое, что Боуи намеревался сделать по возвращении в Вашингтон, - так это открыть на ее имя солидный счет. Ни ей, ни Лодише больше не придется выбирать между сахаром и кофе. Он уж постарается, чтобы Рози ни в чем себе не отказывала. У нее будет дом где-нибудь подальше от иссушенных равнин Канзаса, карета, прекрасные лошади, драгоценности и - если захочется - платья из Парижа.
Боуи повернулся и долго смотрел на дом, на надгробие, тускло поблескивающее в призрачном мерцании звезд. Затем размахнулся и выбросил зерна.
Рози не нужны кареты и платья из Парижа. Единственное, чего она жаждет, - это месть. Боуи никогда не слышал, чтобы она упоминала о чем-нибудь еще. Но чтобы отомстить, чтобы обрести себя, ей необходим прибыльный урожай.
Широко расставив ноги и скрестив на груди руки, Боуи прислушивался к шепоту волнующихся под ночным ветерком колосьев. День и ночь в его голове раздавался этот звук, и Боуи научился ненавидеть его, потому что он олицетворял собой боль Рози. Боуи сомневался, что когда-нибудь забудет шелест сухих стеблей пшеницы. Хотя скоро все это останется в прошлом.
