Раз-два, раз-два — лодочка рассекала гладь реки. В плотном костюме он вспотел. Дальше, по излучине, ближе к берегу, к старой плантации Пелтье. Некогда она славилась своим рисом, теперь же там располагались частное кладбище и один особый участок. Он подплыл к берегу, надел очки ночного видения и нашел тропинку, которая бежала вверх, на кладбище. Аккуратно извлек инструменты из лодки. Тихо прокрался по грязной ровной тропе и уверенно направился между серых надгробий к нужной могиле.
Затем принялся копать.
Женщина извивалась под ним, шептала его имя, потная и жаркая. Гладкая белая кожа, груди с темными сосками, ноги обвиваются вокруг него. Они занимались любовью.
— Пирс, — шепнула она ему в ухо, и кровь еще быстрее побежала по жилам. Господи, какая она горячая.
И гладкая. Запах ее духов перемешивался с тяжелым, затхлым запахом секса.
Она выгнула спину, и он посмотрел прямо в ее темные глаза. Она облизнула алые губы, мелькнул язык. Он задвигался быстрее.
— Не оставляй меня, — прошептала она, и у него шевельнулось сомнение. Даже возбужденный до предела, он почуял неладное. — Он убьет меня.
— Что?
Боже, он сейчас кончит. Он схватил ее грудь, почувствовал, как она сдвинулась, и снова посмотрел в глаза. Но они были уже не теплыми, темно-карими, а зелеными; волосы стали светло-рыжими, а вокруг носа были рассыпаны веснушки.
— Никки?
. Она улыбнулась ему — игривая вызывающая улыбка, глаза почти смеются. Он на секунду смутился, но она обвила руками его шею, пригнула его голову к своей и страстно поцеловала. Приоткрыла рот, приглашая его глубже. Их языки слились. Господи, он хотел ее целиком. Закинул ее ноги себе на плечи и погрузился в ее влажную теплоту.
— Да, Рид, — хрипло прошептала она, двигаясь вместе с ним. Ее сердце бешено билось, дыхание было таким же частым, как и у него. — Да… да…
Господи, он потерялся в ней.
— Помоги мне, Пирс! Пожалуйста… мне холодно… пожалуйста… — Она закричала под ним, но это был не дикий, отчаянный крик страсти. Этот душераздирающий, полный ужаса крик взорвался у него в голове. И она снова изменилась в его руках, стала Бобби. Глаза, еще недавно полные желания, расширились от ужаса и остекленели, лицо превратилось в посмертную маску. Он попытался двинуться, но понял, что не может. Что они занимаются любовью не в постели, а в каком-то ящике… в гробу, и кто-то как раз заколачивает крышку.
Сердце будто остановилось. Он не мог пошевелиться: крышка гроба давила на плечи и на спину, прижимала его к Бобби — мертвой, разлагающейся. Вонь была невыносима…
— Нет! — закричал он.
От звука собственного голоса он проснулся.
Сердце бешено стучало. Рид очнулся у себя дома, в темной комнате, только экран телевизора зловеще светился.
— Черт возьми, — пробормотал он, проведя дрожащей рукой по подбородку. По телу стекал пот; эрекция, слава богу, спала, но мышцы были еще напряжены. Недопитое пиво стояло рядом на столике, где он его оставил, когда включал одиннадцатичасовую программу новостей. Которая, кстати, давно кончилась, и теперь вместо нее на экране Джей Лено брал интервью у Николь Кидман. Рид выключил телевизор и зажег настольную лампу. Господи, откуда только такие сны берутся? Когда он вспомнил, какой ужас испытал, поняв, что заперт в гробу, по коже пробежали мурашки… и что он там себе навоображал? То трахался с Бобби, то с Никки, то с трупом Бобби… и все как будто с одной женщиной…
Совсем заработался, наверное. Это дело его засосало. Он потер шею и взял пиво. Оно было уже теплое, но он все равно его допил.
Хотя официально Рид не занимался делом Гробокопателя, все свободное время он искал разгадки. Из Морисетт непросто было выудить информацию, из Клиффа Зиберта — тем более. Он внезапно замолкал при появлении Рида и смотрел на него, как на врага.
Почему?
Ведь они в одной команде.
Или нет?
Рид покопался в прошлом младшего детектива и обнаружил, что лет десять назад, еще до вступления в полицию, Зиберт дружил с Эндрю Жилеттом, старшим братом Никки, который, судя по всему, разбился насмерть, упав с палубы на студенческой вечеринке. Самоубийство? Несчастный случай? Кто знает. Из отчетов, которые просмотрел Рид, никаких выводов сделать было нельзя.
Но Зиберт был связан с Никки Жилетт и, как говорил один из его однокашников, «сох» по ней.
И ты туда же, Зиберт.
Риду не хотелось думать о том, какие чувства он испытывает к этой патлатой журналистке. В последнее время они были какими-то неясными. Путаными.
А теперь он увидел ее в эротическом сне, точнее, в эротическом кошмаре.
И в этом нет ничего хорошего.
Он решил не ложиться, а поработать еще. Появились новые факты, которые надо увязать со старыми; до утра хорошо бы перепроверить кое-какую информацию. К тому же не верилось, что он быстро уснет. Сон с участием Никки Жилетт еще не выветрился из головы, и результат был очевиден — у него в ширинке.
Что за чушь. Хотеть Никки Жилетт — последнее дело. Самое что ни на есть последнее.
Супергерой заскрипел зубами. Ночь слишком затянулась. В эту ночь ему нужно скрываться под маской, притворяться, наблюдать, ждать… а потом копать и копать… Поработал он хорошо, но очень хотелось спать. Уже почти рассвет. И у него есть немного драгоценного времени, чтобы отдохнуть и восстановить силы.
Но напоследок еще одно дело.
В своем надежном укрытии, где стены пропитались запахом сырой земли, он сел за стол и нажал кнопку перемотки на магнитофоне. Затем включил его и снова прослушал эти проклятые слова.
— О, смотри-ка, что у нас тут… — Женский голос принадлежал одной из полицейских, которые ночью обыскивали квартиру Никки Жилетт.
Он видел полицейские легковушки и фургоны и даже мельком заметил Никки рядом с этим ублюдком, детективом Ридом. Казалось, тот хотел ее защитить — положил ей на руку ладонь, как будто она его собственность.
— Гляди-ка, там, в вентиляции… — говорила баба из полиции. Судя по голосу, самодовольная и самоуверенная. Супергерой ненавидел ее. — Да, вон там… как умно, правда?., еще один микрофон. Беспроводной. Вроде такой же, как те, что мы находили в гробах. Похоже, ублюдок нас сейчас слышит.
Вот именно, сука. А сейчас я опять вас слушаю. И еще знаешь что ? Вам меня не найти.
— Ну и придурок, — сказала баба, и ее голос встревожил его, заскрежетал в голове. — К сожалению, праздник окончен, ты, жалкий кусок дерьма. Халявное радио накрылось. Развлекайся в другом месте. Чао-какао!
Раздалось жужжание, скрип, и микрофон отрубился.
Ах ты, жалкий кусок дерьма. Бестолковый, ленивый, вонючий. Да на что ты вообще годишься?Ни на что…
