– Так что зря он, получается, Родионова убил, – сказала Инна.
– Получается зря.
– И Фомин тут точно ни при чем? – уточнила Настя.
– Абсолютно точно. Наши власти, конечно, не святые. И Фомину во время предвыборной кампании изрядно досталось. Но все-таки убивать его никто не собирался. Политический труп из него сделать – это да. А уж в реальности жизни лишать – это чересчур.
– И на том спасибо, – мрачно сказала Настя. – Но извиняться перед Варзиным и Кравцовым меня что-то не тянет. После всех их подвигов с подметными газетами и прочей грязью.
– Не тянет – не извиняйся, – пожал плечами Иван. – Тем более что ты от их предвыборной кампании реально чудом не пострадала.
– То есть…
– Твоя машина. Тормоза тебе действительно подрезали из-за выборов.
– Да ты что?! И кто?
– Валерий Усов. Технолог штаба Варзина. Он уже тоже во всем сознался. Сказал, что ты его серьезно оскорбила и он решил тебе отомстить. Нанял двух отморозков, которые за бутылку все и сделали. Говорит, что не хотел тебя убивать. Напугать только. Так что если ты заявление свое не заберешь, то ему реальный срок грозит.
– Заберу я заявление, – устало сказала Настя. – Мне всех этих тасканий по следователям, а потом по судам не пережить. Не буду я его в тюрьму сажать. Пусть живет, гаденыш.
– Как знаешь. Одно могу тебе гарантировать: в нашей области он больше не появится. Мэр с губернатором, когда узнали про историю с тормозами, ну, то есть когда стало понятно, что это его рук дело, сразу его из штаба турнули.
– Ну надо же, какая трогательная любовь ко мне! – съязвила Настя.
– Любовь тут ни при чем. Но покушение на известную журналистку, члена предвыборного штаба конкурента, могло Варзину ой каким боком выйти. Подставил его этот Валера своим поступком. По полной программе подставил. А эти люди подстав не прощают.
– Ну а дверь мне кто поджег? Тоже Валера? И кто звонил и в трубку молчал?
– А это уже третья история, – усмехнулся Бунин. – Ты же как в китайском проклятии… Живешь в интересное время. У тебя с гражданином Табачником какие отношения?
– В последнее время никаких. Я его видеть не могу, – мрачно сказала Настя.
– Ну вот, а ему это категорически не нравится. Поэтому ночные звонки, молчание и томные вздохи – это все он. Говорит, что это он тебя не пугал, а просто страдал, слушая твой голос. Может, врет, конечно. А может, и нет. Кто его разберет?
– Только не говори, что это мне Борька дверь поджег, я в жизнь не поверю, – попросила Настя. – Он же трус такой. Ни на какое действие не способный. А тут драматургия такая.
– Это действительно не он. Дверь тебе подожгла и записки с угрозами в ящик бросала его супруга законная. Зинаида Михайловна Табачник.
– Да ты что?! – Потрясенная Настя уставилась на Ивана, а Инна длинно присвистнула.
– Да вот то. Помнишь, тебе как-то Табачник заявил, что то ли ты, то ли Инна звонили его жене и сказали, что у него есть любовница?
– Помню, но ты же понимаешь, что мы ей не звонили.
– Я понимаю, что вы на такое не способны. Но звонок все-таки был. И звонила ей, как выяснилось, еще одна любовница Бориса – главный бухгалтер фирмы, где он сейчас подвизается на писательстве. Она как-то выследила Табачника, когда он к тебе пришел, и решила отомстить. И супружница тоже мстительно-ревнивая оказалась. Так что поджог – ее рук дело. Тоже, поди, заявление писать не будешь?
– Конечно. – Настя пожала плечами. – Мне нет до этих людей никакого дела. Я была уверена, что все это связано с Егором и выборами. А если нет, то пусть живут. На порог я Бориса больше никогда не пущу. Но это все. Проехали.
– Что ж, как знаешь. Убийство мы раскрыли. Это главное.
Договорив с Иваном, подруги вышли на крыльцо ГУВД.
– Что теперь? – негромко спросила Инна.
– Ничего. – Настя снова пожала плечами. – У меня такая пустота внутри. Вроде надо радоваться, что Егору все это время на самом деле ничего не угрожало. А не получается. Как вспомню, как тяжело нам было последние два месяца… А получается, все понапрасну.
– Погоди пока убиваться, может, еще и не напрасно. Сегодняшняя ночь покажет. Ты в штаб?
– Да. В штаб. Ждать результатов. А ты?
– А я к Алисе. Ей сейчас тяжелее, чем тебе, если честно.
– Я знаю. Еще одна напрасная жертва. Может быть, именно поэтому и нет радости, что жизни Егора ничего не угрожало. Жизнь все равно разрушена. И Егора, и моя, и Алисы с Игорем.
– Нет, Настя. – Инна взяла ее за руку и заглянула в глаза. – Поверь мне. Жизнь не разрушена. Она есть, и это главное. Она продолжается. И это тоже главное. Помнишь, как говорила Скарлетт в «Унесенных ветром»? Завтра будет новый день. У всех нас, в отличие от бедняги Родионова, он будет. И за это надо бога благодарить. А не ныть и жаловаться.
– Ты права, конечно, – согласилась Настя. – Не буду ныть. Поезжай к Алисе. А я поехала ждать новый день.
Фомин приехал в штаб только под вечер. Настя вся извелась от ничегонеделанья и одиночества. Котляревский, позвонив, извинился, что должен быть на заводе. Спешный отъезд Стрелецкого требовал его обязательного присутствия. У Анютки заболела бабушка и, отчитавшись, что с утра они всей семьей проголосовали за Фомина, она уехала в один из областных райцентров. Ирина Степановна возилась с внуками. Инна безвылазно сидела у Алисы.
За окном спускались по-настоящему зимние сумерки. Телефон молчал. На душе у Насти было пусто. Судя по экзит-пулам, от результата выборов не стоило ждать ничего хорошего. С каждым часом процент голосов, отданных в поддержку Егора, таял. Насте хотелось уткнуться в чье-нибудь надежное плечо и заплакать в голос, только надежного плеча рядом с ней не было.
Фомин появился около девяти вечера. Настя с тревогой и жалостью смотрела, как осунулось его лицо. Под глазами залегли черные тени. На виске быстро-быстро билась черная жилка, и Настя не могла отвести от нее глаз.
– Так и сидишь одна целый день? – безучастно спросил Егор.
– Нет, в ГУВД ездила. Убийцу Родионова нашли.
Егор напряженно выслушал ее рассказ и растер ладонью лицо.
– Вот, значит, как. Выходит, зря мы на Варзина грешили.
– Выходит, так. – Насте было обидно, что он так спокоен, почти равнодушен.
– И чего я, дурак, семью на два месяца в Питер отправлял? Юльку от школы оторвал. Соскучился по ней – спасу нет. И бутерброды одни жрал, гастрит наживал. Вот ведь, у страха глаза велики! Сидел бы при Катьке, ел бы хоть по-человечески.
– Ты бы хоть при мне так явно по Катьке не страдал! – не выдержала Настя. – И на жалость не дави. Питался ты вполне по-человечески. В ресторанах.
