Дверь после короткого стука распахнулась, и от неожиданности я чуть не выронила стеклянный стаканчик для опытов. Кирилл, будто отказываясь сознавать, кого видит перед собой, пару секунд то жмурился, то поднимал брови, и наконец смог выдавить:
— Ты что здесь делаешь?
У меня была тысяча сценариев, как встретить его, тысяча красивых и гордых объяснений, но все они улетучились буквально за мгновение. Я молча рассматривала его немного похудевшее лицо с заострившимися чертами и чуть заметной щетиной, и с ужасом осознавала, что наделала. Он устал от меня. Он не хочет меня знать, видеть, обонять и вообще думать, что я существую на этой земле. Возможно, он даже ненавидит меня за ту боль, которую я ему причиняла эти долгие месяцы. Так какого же рожна я сюда приперлась?! В моей памяти до этого момента хранились лишь полустертые отпечатки его образа, скорее всего, с ним было то же самое, и вот теперь эти глаза, эти пронзительно-зеленые глаза вновь запечатлелись в моей голове!
— Я работаю… тут…
— Уф-ф-ф, — Кирилл закатил глаза. — Не думал, что у тебя хватит ума такое учудить.
— Прости… у меня просто деньги заканчивались…
Он быстро провел ладонью по затылку.
— Вика… Ты же врешь! Опять врешь! Даже если и заканчивались, никогда не поверю, что выбор моей школы в качестве рабочего места, — чистая случайность.
Нестерпимо хотелось расплакаться, но я только упрямо вздернула подбородок и сжала губы.
— Знаешь, мне все равно, во что ты веришь. Так сложились обстоятельства, и было глупо терять возможность подзаработать.
Он кивнул, хоть я ясно видела, что ни на секунду не поверил моим объяснениям, и махнул рукой.
— Хорошо. Если тебе хочется выжить меня с работы, то так и быть, с завтрашнего дня начну искать другую школу. Благо, послезавтра конференция для психологов, так что поспрашиваю у коллег о вакансиях! Но… — Кирилл сделал паузу, слегка поморщившись, и продолжил: — неужели тебе самой это приятно?!
Я молча наблюдала за тем, как он, хлопнув дверью, вышел из лаборантской, и в изнеможении опустилась на стул. Итак, школа превращается в золотую клетку: здесь есть Кирилл — все, чего я в жизни желаю, и он сам, похоже, стал для меня самым большим наказанием в этих сероватых, плохо выкрашенных стенах.
Весна потихоньку захватывала наш город. По брусчатке, весело подпрыгивая, устремились тонкие ручейки, с крыш с грохотом падали глыбы льда, будто рушился в конце сказки дворец Снежной Королевы. Волны теплого, влажного ветра, разбивавшиеся о глыбу общажной многоэтажки, пахли тающим снегом и надеждой. Я на секунду задержалась на выходе, глубоко вдыхая этот удивительный запах. Да, определенно, надежда пришла в мой мир вместе с чудесным весенним ветром, прозрачным солнечным светом, скользившим в воздухе, и громкой, победоносной песней вернувшихся домой скворцов.
Едва я собралась юркнуть за тяжелые деревянные двери, они сами со скрипом распахнулись и на порог вылетела, чуть не сбив меня с ног, раскрасневшаяся Лара. Ойкнув, я отступила на шаг назад и тут же свалилась с порожка прямо в мокрый, почерневший сугроб.
— Ого, — констатировала она, почесав затылок. — Извини.
— Бывает, — вяло ответила я, осознав, что крепко увязла, и беспомощно вытянула вперед руки. — Может, ты меня вытащишь?
Ларка привычным движением забросила на спину свою богатырскую косу и за мгновение выхватила меня из цепких снежных объятий. Пока я отряхивалась, она рассматривала меня, будто на мне был клоунский наряд и веселенький красный парик. Какое-то время я помалкивала, переживая колоссальное искушение завести разговор об Ольге, но, памятуя об обещании забыть навсегда о дурацком расследовании, все же удержалась.
Ровно на две секунды.
— Об Ольге ничего не слышно? Не нашли?
Ларка нахмурилась.
— Да так. Уже не найдут… Мать ее вчера приезжала. Отдала мне какую-то странную штуку.
— Какую? — насторожилась я, тут же превратившись в абсолютный слух. — Ольгина вещь?
— Понятия не имею. Это блокнот, серый такой, самый обычный. По-моему, не ее. Она бы купила какую-то яркую дрянь, с котятками и цветочками, да и почерк вообще не похож… Мать ее думала, что это мое.
Я замерла, чувствуя, как по спине и плечам заползали холодные змейки.
— Что там? Что в блокноте?
— Стихи, — Лариса пожала плечами и поморщилась. — Мрачняк. Любовь-морковь.
— Покажи! — взвилась я, схватив ее за руку.
— Ой, отстань, мне в библиотеку надо! — запротестовала Ларка, но во мне уже открылся источник недюжинной мощи, и я силком потащила здоровенную деваху назад в общагу.
Я ворвалась в комнату как ищейка, напавшая на след, и, нетерпеливо пританцовывая, уставилась на тумбочку с Ларисиными вещами, в которой та стала копошиться.
— Ну вот, гляди. Почерк мужской. У Ольки хорошенькие, круглые буквы были…
Я, дрожа от азарта, раскрыла блокнот и углубилась в чтение. Это были стихи. Один одного хуже — какие-то мрачные, без рифм и ритма, будто поэт с трудом выгрызал их из своего сознания, а не слушал шепот музы. Где-то в середине я увидела лохмотья от вырванной странички, а еще дальше — ободранную внутреннюю часть обложки, будто с нее соскоблили нечто хорошо приклеенное. Но самым впечатляющим было не это. Рисунок на последней странице. Маленький черный ангел без лица. Я почувствовала, что от трепета уже не могу дышать.
— И что? — Ларка грузно уселась на стул. — Интересно?
— Невероятно. Где же я это видела?.. — прошептала я. — Так, эту штуку забираю.
— Да пожалуйста. Сто лет он мне снился! Все, теперь пошлепали, бегом, бегом! — завопила Ольгина соседка, выталкивая меня за двери и ворча. — Достали эти ваши тайны! Одну уже угробили!
Я быстро спустилась в свою комнату, улеглась на кровать, даже не раздеваясь, и с упоением принялась за чтение. «Черный ангел». Что же это все значит… Что же…
«И мы пойдем, держась за руки,
За смертью следом, за звездой,
Ты обрекла себя на муки,
А я навек пленен тобой…»
Я резко села на кровати. Черный ангел. Черный ан…
ЧЕРТ!!!
Вскочив, я заметалась по комнате, от шока у меня звенело в ушах. Не может быть, стоп, это какая-то ерунда! Так, по порядку. У меня почти нет сомнений, что блокнот принадлежал Валере. Он ведь у нас музыкант. Писал стихи и музыку. Ну, да Бог с ним, с качеством, главное, что писал, и Андрей говорил об этом. Итак, этот блокнот попал к Ольге и, скорее всего, она нашла в нем что-то, совершенно очевидно указывающее на того, кто убил Конькова. Может быть, на форзаце была фотография? И она отодрала ее, чтобы показать как доказательство убийце?.. Господи, какая дурочка… Так, теперь дальше. «Мой черный, отравленный ангел, тебя я безумно желаю…» Что мог делать похожий стих в кабинете у преподавателя эстетики? Могла ли она действительно написать его сама?! Так похоже по стилю и Валеркиным почерком! Ага! Я шумно выдохнула. Но это просто не укладывается в голове! То ли странное совпадение, то ли ей подарил этот стих кто-то из студентов… Ну, конечно, а я вот часто дарю романтические стихи своим преподавателям, да еще и писанные от руки?! Но как еще он мог попасть к Елене?! Только от Валеры… Или от Ольги… которая перед исчезновением выяснила, кто… Неужели… неужели…
