Уже за столом, когда вновь осушили «за помин», Ксюша рискнула начать процесс. Взвешивая каждое слово и интонацию, она объяснила, какими хорошими и близкими друзьями они с Андреем были, но жизнь штука сложная, никто не живет второй раз начисто – пришли к выводу, что ошиблись. Нет, не так ошиблись, что должна разразиться драма. Решение созрело само собой, без осложнений и скандалов. Не хотели огорчать родителей, думали перестроить все, а уж потом… И то, что Андрей встретил другую, было совершенно естественным и она, Ксения, отнеслась к этому спокойно. Рассказывать все это сегодня не имело бы смысла, если бы не одно обстоятельство, которое не должно оставить их равнодушными.
Родители напряженно и мрачно слушавшие до сих пор Ксению тупо смотрели друг на друга, На лицах обоих осуждение и уже проглядывающее нетерпение.
– Аня, так зовут девушку, беременна и отец ребенка ваш сын.
«Родимые» хоть и догадывались о чем-то, но при таком кру-
том повороте остолбенели.
– Так ты не знала еще, когда хоронили Андрея, что она беременна? – почти шепотом спросила Мария Васильевна.
Ксюша, задумавшись на минуту, отрицательно мотнула головой.
– Иначе сказала бы сразу…
– Ой, доченька! – вдруг заголосила Мария Васильевна, обхватив и прижав к себе Ксению.
О чем она рыдала, трудно было понять, наверное, и самой. За здравие ли, за упокой ли, в связи с предстоящим «разводом»… Скорее, все сразу. По крайней мере Ксюше в ее обращении уже послышалась иная интонация…
Прежде чем свести всех в одну компанию, Ксения сбегала в больницу, посоветовалась с врачом, объяснив, без лишних деталей, ситуацию и только получив от нее благословение, зашла в палату.
Аня улыбнулась ей уже спокойно, умиротворенно и даже немного радостно (в последние дни у них сложились отношения как между подругами). К визиту родителей Андрея Аня практически была готова, хотя сообщение, что это состоится уже сегодня, вызвало румянец на ее щеках. Ксюша убедила девочку, что те все знают и, очень даже, хотят ее увидеть. Для них это самое настоящее и неожиданное счастье. Она сама не смогла бы их так осчастливить…
Аня при этих словах с подозрением покосилась на Ксению, но мысли о предстоящей встрече не дали ей возможности осмыслить до конца непонятную фразу.
Подготовив преемницу, Ксюша сбегала за родителями Андрея. Привела их в палату, ободряюще улыбнулась, вновь покрасневшей девочке и вышла в коридор, решив, что ее присутствие лишь усложнит дело. Когда за дверью завязался негромкий, но эмоциональный разговор, Ксюша шагнула в сторону и ткнулась в чей-то мундир. Подняла голову. Контр-адмирал. Отец Ани.
Встретившись с ней взглядом, он опустил глаза, и пробормотал, что очень сожалеет, что так произошло. Если бы он знал об этом раньше и то…что тут можно поделать? В угол поставить? И все-таки он, конечно, виноват.
Ксюша, глядя в его растерянное лицо, рассмеялась.
– О чем вы говорите?! Вы что, взяли на себя роль всевышнего? Все произошло так, как всегда происходило, и будет происходить в жизни… А с Аней у меня прекрасные отношения. Я даже ей обязана…
Командор, забормотав что-то совсем бессвязное, выволок из внутреннего кармана портмоне.
– Что это?
– Я слышал ты собираешься уезжать в Питер. Возьми на дорогу. Тебе пригодится.
Переезд очень дорог.
– У меня есть деньги. Мне же выплачивали компенсацию, а на эти деньги, – Ксюша задержала его большую руку на бумажнике, – купите вашему внуку подарок, большого лохматого медведя, от меня. Жаль, конечно, что у мальчика не будет отца, но зато у него замечательный дед. Еще хоть куда!
– Спасибо, дочка! – пробормотал он и сгреб Ксюшу в объятия, задержав ее в них дольше, чем требовала ситуация.
Ксюша почувствовав, как в крепких мужских руках у нее слабеют колени, поспешно высвободилась и выскочила наружу.
Первого мая Ксюша еще сходила на демонстрацию, о которой с неуверенностью говорили накануне. Народу на улицы вышло немало, но все было не то и не так, как раньше. Музыка какая-то незнакомая, невнятная, лица людей без улыбок. Вышли не радоваться жизни а, как будто, «показать кузькину мать», а многие так, наверное, и не поняли, зачем. Флажок, который ей вручили, правда, был настоящий – на деревянной палочке из
ткани, пропитанной красной краской и с надписью желтыми бу-
квами «1 Мая». Наверное, остались от прошлых времен.
В колонне она разглядела несколько знакомых лиц: своих недавних подруг, опять без мужей, стоматолога со своей новой, в самом деле, очень юной женой (ей бы бантик на голову и в ясельную группу), родителей малышей, с которыми она простилась вчера не без слез с обеих сторон. Все здоровались друг с другом и с ней учтиво, совсем не так, как в прошлые годы, когда на демонстрации люди заключали друг друга в объятия, словно век не виделись или как если бы кто-то вернулся с арктической зимовки. Но (Ксюша поняла, наконец) не было главного – широкого мужского плеча, на котором так уютно сидеть, не было сильной мужской руки, которую можно обхватить, прижаться к ней телом, лицом, губами. Ох уж, эти мужские руки…
Дома ее ждали бывшие свекровь со свекром, накрывшие к ее возвращению стол. Выпили по стопке водки, спели «Утро красит нежным цветом…» Ксюша удивилась себе – оказалось, что она еще помнит слова.
Билет Ксении купили за счет базы в купейный вагон скорого поезда. К вагону, незадолго до отправления, примчался отец Ани, запыхавшийся с порозовевшими щеками. Она сразу почувствовала легкий аромат алкоголя.
– Родился! – с осторожной улыбкой сообщил он.
– Кто?
– Мальчик.
– Поздравляю! – Ксюша улыбнулась в ответ как можно искренне.
Командор в последний раз обнял ее с ожидаемым:
– Прости, дочка!
– Все нормально, – ободряюще улыбнулась Ксения, поднялась на площадку и окинула взглядом поплывший в прошлое город, на шероховатостях которого остался изрядный клок ее жизни.
В купе она долго ехала одна, лишь за границей Крыма у нее появились попутчики. Двое мужчин. Один еще молодой, с глуповатым выражением на лице, второй уже явно повидавший жизнь, но все еще с вихрастой шевелюрой волос.
Как поняла Ксения, они скорешились на вокзале и, чтобы закрепить знакомство, отправились в вагон-ресторан. Пожилой, правда, некоторое время упирался, считая, что гораздо дешевле купить бутылку на любой платформе, закуски у него навалом – его «бабушка» (так он называл жену) позаботилась. Новому его знакомому, однако, не терпелось окунуться в ресторанную роскошь – коль завелись деньжата, да есть повод, отчего же не расслабиться. Он пригласил и Ксению, но она категорически отказалась. Ей нравилось ехать одной в купе и жертвовать таким удовольствием… Глядя на пролетающие заоконные пейзажи, очень легко мечтается. Как будто ты едешь к какому то светлому будущему, как будто тебя кто-то ждет и ты кому-то нужен… Все это, конечно, глупости, но почему бы ни потаскать себя за нос, пока не уткнулся им в унылую действительность…
Застолье у мужичков на радость Ксюши затянулось, и она успела, уже в сумерках, расстелить на второй полке постель, улечься и даже задремать. Вошли они не очень шумно, но когда принялись о чем-то разговаривать, Ксения очнулась. Собутыльники беседовали они, само-собой о бабах.. Похоже продолжили начатую раньше беседу. На правах старшего выступал больше седовласый.
– Эти стервы психологию нашу знают назубок, не то, что мы. Мы просто их недооцениваем, а они играют на нашем самолюбии. Ведь любая страхолюдина может, при желании, охмурить любого мужика. Стоит ей только, отказать грамотно и сразу же выясняется, что не такой уж она и урод. И чем больше упирается, тем больше тебе невтерпеж. Разумная баба никогда не станет топорщиться, если не хочет с тобой заводить… Была у меня одна, еще с юности… Людмилой звали. Ох, и горел у меня на нее зуб! В глазах темнело. Так она и не отказывала мне и не соглашалась. Все время сочиняла какие-то причины, но всегда так, что я думал, вот-вот. Так, когда меня провожали на пенсию, я спохватился, что так и остался в дураках. А вот встань она тогда на дыбы, ни за что бы ни отступился, пока бы не оттоптал. А сейчас то она уж и согласна, а что уж там трахать! Объект уже не тот! Мужику зрелому нужна такая, чтоб вызывала аппетит, не то что в юности…
– А вот наверху спит одна, как она тебе? Стал бы?
«Вот сволочи! – возмутилась про себя Ксения. – Говорят как о бутерброде».
– Вот она как раз и напомнила мне ту, уж не знаю чем.
– Давай попросим! – совсем офанарел сотрапезник.
– Да ты что! Разве так приступают к делу? Это зелень себя так
ведет. Мужчина должен все прочувствовать, настроиться, все имеет значение: и освещение и расстановка блюд.
– Ты че, кулинар, что ли?
– Да я тебе для понимания.
– Да я что мальчик? Уж я то их перетрахал!
– Разве в количестве дело?! Можно вообще за жизнь одну, но в таком разнообразии, пальчики оближешь.
