Но директриса уже не слушала ее. Физрук на полу пошевелился, открыл глаза и сделал попытку встать.
Карл протянул ему руку. Физрук оттолкнул ее и тяжело, медленно поднялся на четвереньки.
Зал взволнованно загомонил.
– Ну давай, Андрей! – снова крикнула завхоз.
Физрук мельком взглянул на нее налитыми кровью глазами и встал.
Карл что-то тихо сказал ему или, может быть, о чем-то спросил. Физрук отрицательно качнул головой и сразу же, хотя стоял неправильно, нанес противнику удар прямой ногой. Тот, по своему обыкновению, увернулся, и физрук упал снова.
– Маэ-гири, но неудачный, – пискнули сзади.
– Заткнись уже, а? – буркнула завхоз.
Карл нагнулся над лежащим физруком.
Завхоз отвела взгляд – не хотела больше смотреть на это жалкое зрелище. Как он теперь уроки-то вести будет? Его и раньше в школе не любили, но хотя бы побаивались. Теперь не будет и этого. Теперь над ним будут издеваться в открытую, при каждом удобном и неудобном случае вспоминая этот злосчастный бой. Где он показал себя, прямо скажем, не самым благородным образом. Но это было бы полбеды, это все можно было бы потом объяснить военными хитростями… если бы он одолел противника. А так…
– Горе побежденным, – пробормотала завхоз, обводя взглядом застывшие в алчном нетерпении лица соседей. Ладно уж директриса, ничего не видит и не воспринимает, кроме напрягшихся мускулов своего любовника, но остальные-то… Ни тени сочувствия к поверженному учителю и коллеге; того и гляди, начнут опускать вниз большие пальцы рук. А немец – тоже хорош, супермен хренов, белокурая бестия… Ну давай, добивай павшего!
И тут, к величайшему изумлению завхоза, оказалось, что все происходит совсем не так и совершенно иначе. Пока она разглядывала зрителей и предавалась обличительным мыслям, физрук сделал нагнувшемуся врагу простейшую, банальную подсечку, и тот почему-то упал, и они снова сцепились. Пока они катались по ковру, между ними состоялся короткий, сдавленным полушепотом, диалог, о содержании которого зрители могли только догадываться, но который, несомненно, и повлиял на странный и неожиданный для всех исход боя.
Карл: Андрей… Последний раз спрашиваю – почему?!
Физрук (задыхаясь): Из-за Маньки…
Карл (от удивления ослабляет хватку, и физрук тут же оказывается сверху): Но у меня с ней ничего не было!
Физрук (пытается сдавить ему горло): Врешь!..
Карл (спихивает его с себя): Нет!
Физрук (трепыхаясь): Поклянись!
Карл (вспомнив классику советского кинематографа): Чтоб я сдох!
Физрук (перестав трепыхаться, задумчиво): Ну я и дурак…
Карл (отпуская его): Это точно.
После чего немец неторопливо поднялся, поправил свое кимоно и протянул руку лежащему в прострации физруку. И физрук ее принял. Стал рядом с немцем, пошатываясь, опустив голову. Немец же, вместо того чтобы отпустить его руку, высоко поднял ее и объявил громким, звучным, слышимым во всех концах многолюдного зала голосом:
– Победил Андрей Голицын!
Физрук ошалело уставился на него и руку свою опустил. Замотал головой, хрипло откашлялся в наступившей гробовой тишине и решительно сказал:
– Ничья.
– Согласен, – улыбнулся немец, потрепал его по плечу и удалился в учительский кабинет.
Физрук постоял немного, слушая поднявшийся свист, гвалт, топот, выкрики и аплодисменты, потом развернулся и поспешил следом за немцем.
– Все! – встав, громко объявила завхоз. – Представление окончено. Всем покинуть спортзал. А оставшиеся, – грозно добавила она, – будут убирать скамейки.
После этих слов зал опустел удивительно быстро, несмотря на узкие двери. Последними к выходу двинулись Аделаида Максимовна под руку с завхозом. У дверей директриса замешкалась и обернулась.
– Идемте, – сказала завхоз, – им, я думаю, нужно объясниться.
Директриса кивнула.
Они вышли из зала и отправились в каморку под лестницей, за оставленной там косметикой.
– Может, еще чайку? – бодро предложила завхоз.
Директриса покачала головой.
– Я буду у себя… еще какое-то время, – сообщила она, забирая пакет.
– Разумеется, – понимающе кивнула завхоз.
Директриса подошла к двери, но остановилась.
– Хотите об этом поговорить? – с готовностью осведомилась завхоз.
Директриса улыбнулась.
– Знаете, Екатерина Алексеевна, – сказала она тихо, – вы вот несколько раз назвали Карла суперменом, в этаком неодобрительном смысле… А разве супермен уступил бы так просто свою явную и очевидную победу, да еще противнику, который вел себя… не совсем достойно?
– Да еще на глазах у женщины, которая ему… очень нравится, – закончила завхоз, пристально глядя на директрису. Та не смутилась и взгляда не отвела. Совершенно другая стала, вздохнула про себя завхоз. Ох, что-то теперь будет?
– Да ничего особенного не будет, – сказала Аделаида Максимовна, словно отвечая на мысли завхоза, – сейчас все, конечно, пошумят, поспорят, вспоминая отдельные эпизоды… А после каникул начнут говорить, что Андрей Павлович победил немца, но из великодушия предложил ему ничью. На что немец с радостью согласился. Важен ведь результат, не так ли?
– Ох, Аделаида Максимовна, – искренне удивилась завхоз, – вы так мудро все рассудили! Я даже и не ожидала от вас… Простите, я что-то не то говорю! – спохватилась она.
– Да бросьте вы извиняться, – рассмеялась Аделаида Максимовна, – я и в самом деле о многих вещах теперь по-другому думаю. Как-то, знаете, по-другому вижу, и многое мне становится понятным, чего я раньше не понимала и понимать не хотела.
Завхоз слушала ее с неослабным вниманием.
– Однако же, «умножая познания – умножаешь скорби», – осторожно вставила она, – особенно женщине не стоит этим увлекаться… и особенно женщине в расцвете чувства.
Аделаида Максимовна снова улыбнулась и, ничего не ответив, ушла.
Ох, что-то будет, повторила про себя завхоз. Что будет с нею, когда он уедет, и помогут ли ей ее просветленные мозги; и что будет со всеми нами, как мы будем жить дальше с этой новой, неожиданной и неизвестно на что способной директрисой?
Впрочем, не в натуре завхоза было задавать себе риторические вопросы. Она встала, одернула на себе пиджак темно-синего рабочего костюма и отправилась в спортзал.
* * *
В спортзале завхоз обнаружила сбитые в кучу деревянные скамейки, множество бумажных оберток от жвачки и конфет под ногами и ковер, очищенный от мусора и аккуратно расправленный точно посредине зала. Немец лежал на ковре, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Физрука видно не было, но, судя по шуму низвергавшейся за стенкой воды, он приходил в себя под душем.
