— Варь, зачем пустое мелешь? Кому в городе есть до нас дело, как мы живем? Поверь, у всех свои заботы. Нам с тобой тоже не по семнадцать и тебе уже не рожать. К чему лишние заморочки? А вдруг что-то не так? Ну, мало ль что? Надо год иль два привыкнуть, приглядеться друг к дружке, с записью не опоздаем. Но привыкнув друг к другу… Я супротив твоего условия с поспешной росписью. Она не удержит.
— Ты кому не веришь? Себе или мне? — нахмурилась баба и решила отказать Антону. Жить с ним без росписи не входило в ее планы.
— Сколько семей нынче живут в гражданском браке, считай, половина горожан не расписываются враз!
— Мне мое положение не позволяет! У меня свой взгляд на семью и жизнь. Если б знала, что предлагаешь сожительство, даже говорить с тобою не стала! Это не для меня! Поищи другую! Я не пойду на незаконную, сомнительную связь с мужчиной. Ты, Антон ошибся адресом!
— Вот так? А я тебя считал умной бабой! — снял с вешалки куртку, надевая ее, сказал усмехнувшись:
— Когда поймешь и поумнеешь, звони!
— Никогда! — услышал ответ в спину.
— Ну и хрен тобой. Ты в свете не единственная поживу сам, оно тоже неплохо. А то ишь, у ней положение не дозволяет быть в сожительницах! А какое он то положенье у бабы? Хоть как ее ни крути, едино твое место внизу, кем бы ты ни была, хоть царицей, ил блядью, иль нищей, и нечего тут выделываться! — заглянул в комнату к гадалке Наташке, сказал, что ждет; ее в машине и, определив бабу на заднее сиденье, повез домой, даже не оглянувшись на окно Варвары.
Вместе с Наткой плотно поужинали, и без лишних; уговоров увел бабу в спальню. Там, не включая свет, нащупал в постели Наташку.
— Иди ко мне мой дружочек! Что ни говори, старая любовь не ржавеет! — притянула баба мужика к себе. Она обняла Антона, целовала лицо, губы, плечи. И до самого утра не сомкнула глаз.
Наташка не просила росписи, не настаивала на постоянном сожительстве. Ничего не вымогала и не требовала. Она радовалась близости с человеком, какой ей давно нравился. И хотя видела, что заходил Антон к Варваре, ни о чем не спросила и ни словом не упрекнула мужика, лишь плотнее обнимала и ласкала человека без устали.
Спозаранок, когда солнце только осветило городские крыши, Антон повез бабу в общежитие, ничего не обещая, не договариваясь на следующую встречу.
Натка знала, теперь Антону долго не потребуется женщина. С месяц ни к одной не подойдет и ни на какую не глянет.
Антон сунул ей в карман бутылку водки. Знал, когда бы он ни приехал, Натка никогда не откажет, молча сядет в машину, а приехав к нему домой, покорится без слов и просьб.
О-о, если бы она не пила и следила бы за собою! Если б по пьянке не принимала на себя всех желающих мужиков, Антон давно бы на ней женился. Но в том была беда бабы, она была слишком неразборчива и часто не могла вспомнить, кто это всю ночь озоровал с нею. К рассвету хахали успевали раствориться в длинных коридорах общежития, не оставив Натке на опохмелку.
— Вот козлы! Опять смылись, слиняли все. И сколько их нынче было? Один иль двое?
— Трое! — отзывалась другая баба со своей койки.
— А кто они? — спрашивала Натка хрипло.
— Не знаю. Да и какое мне дело, кто тебя тянул? Ты у своей «звезды» спроси!
— Если б она говорить умела! — досадовала Наташка, что так и не набралась решимости отказать и выгнать мужиков, какие собирались к ней по потемкам в комнату.
Об этом в общежитии знали многие. Но кроме комендантши никто не рисковал делать бабе замечания. Наташка не просто знала все обо всех, но и умела за себя постоять так, что навсегда отшибала желание ругать ее или указывать, как надо жить.
Вот и теперь, вернувшись в общежитие, завалилась в койку. До работы целых три часа, можно выспаться…
Варя видела, как Антон взял в машину Наташку, та привычно расположилась на заднем сиденье. У Варвары злоба перехватила горло. Ведь вот только вышел от нее, предложил одуматься, оставил надежду, а сам тут же отловил последнюю из баб.
— Вот геморрой ишачий! Скотина мерзкая! Кретин! Жертва неудачного аборта! Ко мне мылился, а повез в дом последнюю курву! Конечно, в постель ее затащит, для чего ж взял? И после этого с ним о чем-то говорить, с этой помойкой? Да ни за что в жизни! — дала себе слово и решила полностью переключиться на Дмитрия Ивановича.
Когда он вернулся из командировки, Варя успела забыть все прежние обиды и снова сверкала многообещающими улыбками, обволакивала томными, зовущими взглядами и не спешила выйти из его кабинета.
Дмитрий Иванович был очень доволен результатами командировки и на радости пригласил Варвару опять к себе домой. Та обрадовалась, что ее заигрывание понято, мигом юркнула в машину, ослепляя Дмитрия улыбками. Тот остановился возле магазина, купил вина и, вскоре вернувшись, пообещал:
— Я думаю, этот вечер будет теплее прежнего.
— Мы оба постараемся! — отозвалась Варя весело, обдумывая свой план.
— Давай сначала кофе выпьем, взбодримся! После работы расслабиться надо, предложила Варя и начала разговор издалека:
— Дим, а у тебя много друзей в городе?
— Кого? Да у меня их почти нет. Я по своей работе не могу дружить с людьми. А почему о том спросила?
— Наверное, скучно одному?
— Мне и подумать о таком некогда, — рассмеялся человек гулко и сел напротив:
— О чем ты думаешь? — спросил внезапно.
— О тебе! О нас обоих, — ответила не задумываясь.
— Обо мне? Это что-то новенькое. И что именно?
— Тебе не надоела еще вот такая неустроенная жизнь?
— Меня она устраивает.
— Это сегодня! Но наступит день завтрашний. Там и старость не за горами.
— До этого еще далеко. Доживу ли до нее?
— Оглянуться не успеешь.
— И что ты предлагаешь?
— Подготовиться к ней заранее! — вздохнула Варя и, подвинувшись к Дмитрию поближе, сказала тихо:
— Пора создавать семью.
— С кем? — глянул на бабу удивленно.
— Ну что за наивный вопрос, Дима? Я давно вижу, как относишься ко мне, но не решаешься начать разговор первым. Тебя сдерживает неудача нашей первой ночи. Ну так она объяснима. Я считаю ее твоей неопытностью, ну назовем пристрелкой. Мы оба не были готовы к этой ночи, а потому не берем ее в расчет. Давай поговорим серьезно и определимся. Уверена, у нас все будет хорошо!
— Варь, я давно понял тебя! Но обзаводиться семьей не хочу. Это не входит в мои планы.
— Почему? Неужели тебя устраивает одиночество? Ведь при твоем положении холостячество просто неприлично. Люди, твое окружение, наконец, сослуживцы, строят всякие домыслы, они авторитета не прибавят никому.
