– Дела… – протянул Арсений. – Ну дела… И где же дядю моего похоронили?
– На Котляковском… А ты что, навестить могилку хочешь?
– Да можно было бы… – неуверенно пробормотал Арсений.
– Да ты сам не найдешь. А я, грешная, и места-то его не знаю. Раз только, на похоронах, и была.
– А как же Анфиса, м-мм… Тетка моя?
– А она здесь не живет.
– Что, обменялась? Переехала?
– Не. Квартира-то за ней. Только она в деревне живет. И даже не бывает здесь. И пенсию свою туда перевела… Я ей говорю: Анфиса, что ты себя хоронишь? Ведь там, в деревне у тебя, полтора деда живут, и все. И снабжения никакого!… Ты еще, говорю, женщина молодая, еще и жизнь свою личную наладишь… А она: нет, мол. Чего я буду в городе-то сидеть, газы нюхать… Нанюхалась за жизнь, говорит… И уехала… А квартиру за собой оставила… Два раза в год, может, приедет: посмотреть, что тут да как, да, может, чего из промтоваров прикупить… Словно как другие лимитчики…
– Вот это да… – протянул Сеня. – А вы не знаете, в какой деревне она сейчас проживает?… Далеко ли?…
– А ты что – поехать к ней хочешь? – навострилась старуха.
– Да может быть… – не слишком заинтересовано ответствовал Арсений.
– А у тебя самолет-то когда, в твой Радужный-то?
– Через три дня.
– Ну и поехай к Анфисе-то, – разрешила старуха. Она, видимо, прониклась к Арсению определенной симпатией. – Жить-то тебе где-то надо. Не в гостинице же.
– А что, у вас, бабуль, адрес ее, тети Анфисы, имеется?
– Я тебе не «бабуль», ты мне не внучек, – выпалила старуха и той же скороговоркой добавила: – А адрес ея у меня имеется. Она мне наказала, чтоб я ей почту пересылала. Если вдруг ей письмо какое придет.
– Дадите адрес-то? – с надеждой спросил Челышев.
Таинственное исчезновение шофера – да еще, если верить рассказу старухи, последовавшее в декабре восемьдесят пятого – всего через девять месяцев после убийства Капитоновых – взволновало его. Сердце забилось. «Что-то здесь неспроста… – подумалось ему. – Какое-то совсем не случайное совпадение… Надо бы мне тетку мою новоявленную, Анфису эту, навестить… Порасспросить о, так сказать, дядюшке Илье Валерьиче…»
– А он с собой у меня, ее адрес-то… – по-простому призналась старуха. – Ты что, прям сейчас к ей поедешь?
– Поеду, – твердо сказал Арсений.
– Ну, гостинцев-то я ей тогда не успею собрать, – с облегчением молвила старушонка, – а на словах ты ей, Анфисе-то, любовь мою передай. Мол, помнит тебя Егоровна, любит и в гости ждет… А адрес найду я тебе…
Старуха достала из внутреннего кармана своего ветхого шушуна внушительный сверток, завернутый в грязноватый платок. Отвернулась на всякий случай от Арсения, принялась разворачивать, шуршать бумажками. Наконец повернулась с клочком тетрадной страницы. Вгляделась в него зоркими своими глазками.
– Запишешь, что ли?
Челышев выудил из кармана блокнот.
– Запишу.
– Московская область, Ступинский район, деревня Богородское. Ну, индекс тебе без надобности.
– А дом какой?
– Какой там дом? – с презрением молвила старушенция. – Избы одни. Спросишь там Анфису Валентинову.
– А ехать как, не знаете?
– Сама я не бывала… Очень она, Анфиса, меня в гости звала. Очень. Да некогда мне. И сил уже нету. Старая я… Но вот, как ехать, она мне записала. Соберешься, говорит, Егоровна, – милости просим, как говорится, и добро пожаловать… Ехать, написано, электричкой до Ступино, с Павелецкого вокзала… Знаешь, где вокзал-то?
– Найду.
– А потом прямо с вокзала автобус на Малино. Раз в час ходит примерно. На четвертой остановке выходишь, Богородское называется. А потом еще по дороге вбок километра два на одиннадцатом номере… Пешком то есть, – если не подвезет никто. Записал?
– Записал. Спасибо вам, бабушка.
– Говорю тебе: ты мне не внучек, – строго сказала старуха. – Для тебя я – Василиса Егоровна.
– Спасибо, Василиса Егоровна, – с чувством проговорил Арсений. – Вы мне очень помогли.
Ночь Настя опять провела у него.
Эжен должен был вернуться только через неделю, мать – тоже. Николенька оставался под присмотром няни. Удивительная свобода. Ей даже не перед кем было отчитываться. И некому врать.
Утром Арсений ушел первым – как когда-то, в прошлой жизни, пять лет назад уходил, пока она еще спала, из их съемной квартиры в Измайлово на работу. Уже одевшись, поглядел с порога, как она сладко спит на диване: разрумянившаяся, умиротворенная. Появилось дикое искушение остаться: разбудить, позавтракать вместе… Однако… Однако сильнее этого желания его влекла тайна. И новоявленная «тетушка», Анфиса Валентинова, вдова шофера, возможно, обладала ключом к этой тайне.
Поэтому Арсений вздохнул, оставил для Насти запасные ключи от квартиры на кухонном столе и вышел.
После ночи, проведенной вместе с Настей, дома и люди вокруг казались Арсению освеженными, какими-то радостными. Его настроения не испортила ни толчея в автобусе, ни давка в метро, ни суматоха на бестолковом, вечно ремонтируемом Павелецком вокзале. Он успел на последнюю электричку перед перерывом, в десять тридцать пять.
Народу в вагоне было немного, и он сел на лавку у окна. Смотрел через заляпанное стекло на задворки Москвы: бетонные заборы, гаражи, измусоренную полосу отчуждения. Прикрывал глаза – и перед его мысленным взором вспыхивала Настина улыбка, возникали ее руки, ее улыбающееся лицо… Потом Арсений уснул… Колеса убаюкивали, нашептывали сквозь сон: все будет хорошо, все будет хорошо…
***
В то же самое время Евгений Сологуб – Эжен – подлетал к Москве. Он возвращался в столицу из Парижа. Возвращался на неделю раньше срока.
Обстоятельства и легенда прикрытия позволили ему лететь компанией «Эр Франс».
В магазине беспошлинной торговли аэропорта «Шарль де Голль» он купил себе в полет литровую бутылку вискаря «Чивас Ригал». Страшненькая, но обаятельная, как все француженки, кассирша в «дьюти фри» одарила его улыбкой и пропела: «Мерси, месье!… Бон вояж!…»
Эжен начал прикладываться к виски еще в аэропорту. А в самолете бортпроводница принесла ему орешков, льда – и к посадке практически все содержимое бутылки перекочевало в желудок Эжена. А вместе с ним внутри появилось восхитительное ощущение расслабухи, спокойствия и пофигизма. Он уже хорошо знал за собой: расслабиться он может только, когда выпьет. Крепко выпьет. Что делать, такая работа.
И – такая семья. С этой Настей тоже, почти как на службе – ни на секунду нельзя расслабиться. Неизвестно, что она еще выкинет.
К моменту посадки в «Шереметьево-два» бутылка виски была пуста.
***
Примерно в тот самый момент, когда самолет из Парижа прибыл в Шереметьево, Арсений Челышев подъезжал на электричке к подмосковному Ступину.
