— Ты психолог, — вздохнула я.
— Потому что мне все равно, — горячо заговорил он. — Все связано с риском. Просто нужно выбирать тот риск, на который готов пойти. Я сделал свой выбор давным-давно. А теперь пришла твоя очередь сделать то же самое.
Я взяла его руки в свои, перевернула их ладонями вверх, поцеловала обе.
Я сделала свой выбор, — сказала я.
— Ты плачешь, — улыбнулся он. — Прямо в свою тарелку.
— Прости.
— Конечно, я буду ждать и дождусь.
Я познакомилась с мужчиной. Доном. Мне бы очень хотелось, чтобы и ты познакомился с ним. Думаю, он бы тебе понравился. Знаю, что ты бы понравился ему. Не знаю, но, кажется, нельзя полюбить кого-то снова, еще раз, в этом есть что-то странное, тревожное, неправильное. Никогда не думала, что такое возможно, особенно после всего, что произошло. Думала, что со всем этим покончено. Иногда, а на самом деле очень часто, меня внезапно охватывает паника, что все это неправильно. Неправильно чувствовать себя счастливой, хочу сказать, когда тебя здесь уже нет, когда Лаура ушла, а от мамы и папы остались только тени, когда пострадало столько людей, и я считаю, что все это случилось из-за меня.
Именно я распространяла эту страшную заразу. Почти вижу саркастичное выражение твоего лица, когда говорю это, но тем не менее это правда. Мне всегда будет не хватать тебя, Трой. Каждую минуту каждого дня каждой недели каждого года, которые мне остались. Поэтому разве можно позволить себе быть счастливой? Пожалуй, нет. Увидимся.
Глаза у меня закрыты крепко, дыхание прерывистое. Сердце бьется так быстро, что тело содрогается вместе с ним. Я взмокла от пота. Почти не чувствую боли. Знаю, что она здесь. У меня на лице, вокруг подбородка. Ощущаю вкус крови, теплый, металлический. Вокруг шеи ссадины. Ребра болят, я избита и измучена. Глаза все еще закрыты. Боюсь того, что ожидает меня. Почувствовала, что кто-то приближается, вибрацию шагов на лестнице. Вот кто-то приблизился, нежно коснулся моих щек и лица, но и это заставило меня вздрогнуть. Я не открывала глаза. Что-то шептала.
— Господи, Миранда! — прозвучал голос. — Я слышал звук разбитого стекла. Что за черт? Миранда?
Открыла глаза. Свет вызывал боль. Дон. Милое лицо Дона сверху. Он огорченно смотрит на меня. Дон подбегает к окну. Я что-то говорю шепотом, но он ничего не может понять. Ниже склоняется к моему лицу.
— Сказал, что намерен убить меня, — прошептала я чуть громче.
— Кто?
— Сделал мне больно, — сказала я. — Он сделал мне больно.
Его лицо помрачнело.
— Кто — он? Брендан?
— Сказал, что пришел за мной.
— Что он сделал тебе?
Почувствовала, как он нежно трогает мое лицо, гладит по голове, расстегивает рубашку, чтобы посмотреть мои раны.
— Ты истекаешь кровью.
Я стонала. Он осмотрелся вокруг.
— Кровь на… Что, черт возьми, этот негодяй сделал тебе? Я звоню в полицию. Вызываю «скорую помощь».
— Нет, — сказала я, приподнимаясь. При этом меня передернуло от боли, вызванной этим. — Не надо… Это не…
— О чем ты говоришь? — возмутился Дон. — Прости, Миранда. Я не стану и слушать тебя.
Я услышала три коротких сигнала, когда он нажал цифры своего мобильного телефона. Я откинулась назад, почти рыдая, частично от боли, частично от мысли о том, что меня ждет дальше.
Меня уже не было в комнате, когда полицейские обследовали ее, брали пробы крови со стены, собирали волосы на ковре и положили нож в пластиковый пакет. Я была благодарна за это. Иначе снова получилось бы так, как было при гибели Троя. Мне было бы трудно сохранить контроль. Позднее Дон рассказал мне обо всем. Он хотел поехать со мной в «скорой помощи», но полицейский сказал мне, что Дон должен остаться и оказать помощь при идентификации предметов на месте происшествия. Что было мое, что было его, а что было «чужое». Позднее, значительно позднее Дон рассказал мне, что, хотя он и испытывал глубокое страдание, ему было довольно интересно посмотреть на процедуры, проводимые на месте преступления, на все эти специальные перчатки и пинцеты, скальпели, пластиковые пакеты и метки, на фотографирование со вспышкой. Возможность присутствовать с внутренней стороны занавеса, отгораживающего место преступления от внешнего мира, взволновала его.
Тем временем «скорая помощь» увозила меня в сопровождении женщины — полицейского офицера. Она была подобна бесплатному железнодорожному билету, с которым можно проходить без очереди. Меня провели через приемный покой, переполненный людьми, которые, не обращая внимания на тяжесть их травм, проявляли необычный интерес ко мне, молодой женщине, сопровождаемой двумя санитарками и полицейским офицером в форме. Что же такое случилось со мной? Им, возможно, придется прождать целые часы. В течение двух минут меня осматривали молодой врач и сестра. Спустя мгновение врач отступил в сторону, прибыл консультант в белом халате и пятнистом галстуке. Я нервничала, как это обычно происходит со всеми на приеме у врача.
Он осмотрел мое лицо и полость рта.
— Чем тебя ударили? — спросил он.
— О стену, — ответила я.
— Ты знаешь, кто это сделал? — спросил он.
Я кивнула в знак согласия. Он повернулся к полицейскому офицеру:
— Это нужно обязательно сфотографировать. Также и шею.
— Он уже выехал, — отвечала женщина офицеру полиции.
— Сделаем рентгенологическое обследование, но, вероятно, скула сломана.
Я вскрикнула, потому что, произнеся это, он резко надавил пальцем мне на щеку, проверяя свою теорию. Посветил светом мне в глаза и уши. Поднял вверх палец и попросил меня следить за ним, когда он начнет перемещать его.
— Подвергались сексуальному насилию? — спросил он.
— Нет.
Но несмотря на это, он попросил меня раздеться для осмотра. Женщина-полицейский сказала, что ее зовут Эми О'Брайн, и спросила, нет ли у меня возражений против ее присутствия при осмотре. Я отрицательно покачала головой. Когда я снимала одежду, она заявила, что одежда необходима ей как вещественное доказательство. Согласна ли я?
— А в чем же останусь я?
— Мы дадим пижаму, — сказал доктор.
— Кто с тобой был? — сказала Эми.
— Мой бойфренд.
— Он может привезти что-нибудь?
— Думаю, да.
Мне сделали рентген, сфотографировали и затем поместили в отдельную палату с вазой, но без цветов, с окном, но без вида из него. Доктор сказал, что меня нужно оставить на ночь для наблюдения. Эми заявила, что необходимо снять показания. Можно и подождать, если я чувствую себя недостаточно хорошо, но чем скорее я смогу дать показания, тем лучше. Я ответила, что в состоянии сделать это теперь же. И все пошло очень быстро. Не прошло и часа, как в дверь постучал детектив, снял куртку, достал из сумки пачку бумаги. Его звали Себ Бретт, он был бледный, словно его держали в темнице. Пододвинул небольшой столик к моей кровати и начал писать под диктовку.
