Старый слуга стоял возле их лошадей, переминаясь с ноги на ногу.
— Возьми с собой свои вещи, Бого, — сказал Николас тихо. — Нам надо из чего-то пить.
Бого издал в ответ лишь странный шипящий звук, выражающий крайнее потрясение, но Николас не сомневался, что он последует за ним, как многие поколения его семьи следовали за Дервентами. И хотя времена и обстоятельства изменились, преданность не умерла.
Поднялась луна, немного на ущербе, и ее свет проникал сквозь ветви деревьев, освещая им путь, пока они поднимались по тропинке на вершину холма. Хозяин таверны был прав, добрые святые ныне были не в почете. Тропинка заросла, и по ней было довольно трудно идти. В темноте они постоянно спотыкались о камни и выступающие из земли корни.
Чтобы добраться до вершины, понадобилось довольно много времени. Николас слышал, как в спину ему тяжело дышит Бого. Наконец Николас вышел на ровный, свободный от леса участок на вершине и огляделся вокруг с явным интересом.
— Кажется, святая Евгелина старше, чем я думал, — пробормотал он. — Это ведь римские развалины.
— Она была дочерью барона, — возразил Бого, привалившись к стволу дерева и пытаясь отдышаться.
— Тогда зачем она жила на развалинах римской виллы?
Здесь не так-то уж много осталось: каменные полуразрушенные стены да несколько разбитых лежащих колонн.
— Может быть, она скрывалась здесь от своего мужа, — предположил Бого. — Может, он держал ее здесь в качестве пленницы. Я не знаю. Или ты веришь, или нет.
Николас посмотрел на руины, затем повернулся к ним спиной. Поднялся ветерок, зашуршав сухими листьями на гребне холма.
— Что ж, раз мы уже здесь, то будь я проклят, если двинусь обратно по этой чертовой тропе в полной темноте. Давай откроем вино и выпьем за добрую святую, кем бы она ни была.
Бого подозрительно посмотрел на него.
— Вы чертовски непоследовательны, милорд.
— Не называй меня так.
— Мы тут одни. Никто не услышит.
— Вот тут ты можешь и ошибаться. Да и что хорошего в том, чтобы быть лордом без земли и даже без имени. Где кубок?
— В моей седельной сумке, — строго сказал Бого. — Но вы собираетесь использовать его для кощунства. Лишь человек с чистым сердцем может коснуться его и не умереть.
— Тогда как же ты смог забрать его, старина? Я бы не сказал, что это относится к тебе. Или это только отговорка? Может быть, ты совсем не намерен отдавать его мне?
— Я знаю свой долг. Я следую за вами, как все предыдущие поколения моей семьи, — с несчастным видом сказал Бого.
— Но ты не хочешь отдавать кубок королю Генриху, не так ли?
— Не хочу. Николас кивнул.
— Я думаю, мой друг, что мы с тобой готовы совершить большую ошибку.
— Что вы имеете в виду?
— Да вот этот сосуд святой Евгелины. Давай оставим его ей.
Бого, не веря своим ушам, уставился на Николаса.
— Вы сумасшедший!
— Кажется, я делал все от меня зависящее, чтобы убедить тебя в этом, — заметил он кротко. — Давай позволим еще кому-нибудь найти его и решить, что с ним делать. Король хочет его получить, аббат хочет, лорд Хью хочет. Насколько я знаю, единственный, кому этот чертов сосуд совершенно не нужен, это я.
— Священный сосуд, — рассеянно поправил его Бого.
— Итак, давай оставим его здесь, пусть святая Евгелина увидит, что мы принесли его туда, где ему и надлежит находиться. Взгляни, вот этот камень вполне годится в качестве алтаря. Поставь его сюда, Бого.
Бого с сомнением посмотрел на Николаса. Но сама идея, кажется, ему понравилась.
— Нет ли у вас какой-нибудь ткани, чтобы завернуть кубок? Я не хочу, чтобы он поцарапался о камень.
У него был лоскут, спрятанный за пазухой, возле сердца, но он сомневался, что святая одобрит такую жертву. Это было все, что осталось ему на память о его потерянной любви. Он и так уже достаточно отдал святой Евгелине.
— Все будет в порядке, Бого, — сказал он. — Клади его сюда, и мы выпьем лучшего вина нашего хозяина, которое, как я подозреваю, отвратительно, и уснем под звездами, а завтра мы решим, что нам делать с остатком нашей жизни.
— Вы от всего отказываетесь, милорд, — предостерег его Бого.
На этот раз Николас не стал его поправлять из-за обращения.
— Я и так от всего уже отказался, старина. Сегодня утром.
Время остановилось для Джулианы. Они ехали мерным шагом, не останавливаясь, и, несмотря на свои страдания, она молилась об одном — чтобы они направлялись не в ту сторону. Но во всех действиях аббата не было и намека на колебания или неуверенность, и в глубине души Джулиана предчувствовала, что все кончится плохо, как для нее, так и для шута.
Совсем стемнело, когда они наконец остановились. Джулиана соскользнула с лошади и привалилась к ее боку. Ноги ее уже не держали. Брат Бэрт ласково взял ее за руку, этот дружеский жест был проникнут теплотой и сочувствием.
Гилберт и аббат скрылись внутри грубого строения, и Джулиана нашла в себе силы, чтобы поднять голову и заглянуть в добрые глаза монаха.
— Отпустите меня, — взмолилась она.
— Не могу, дитя мое. Мы сейчас находимся далеко от вашего дома, вам одной туда не добраться. Не бойтесь, я защищу вас от аббата.
— Как?
Священник покачал головой:
— Пока не знаю. Но я не позволю ему причинить вам вред.
— А что он сделает с Николасом, когда найдет его?
— Убьет, — уверенно сказал монах. — О, не своими руками, конечно. Он слишком набожен для этого. Но у него есть много способов сделать то, что он хочет. Нам остается только надеяться, что он не обвинит Николаса в ереси. Смерть на костре слишком мучительна.
— Он не найдет его, — сказала Джулиана, скорее молясь об этом, чем утверждая. — Он уехал уже достаточно далеко…
— Они здесь! — раздался торжествующий крик отца Паулуса. Они с Гилбертом вышли из таверны. — Их лошади все еще стоят на дворе. Они забрались на вершину холма к святым руинам — очевидно, для того, чтобы сотворить один из своих богомерзких ритуалов.
— Бого — достойный человек, — возразил монах. — Он не станет богохульствовать и творить богомерзкие дела.
— Они оба злодеи, — прошипел аббат с ненавистью. — А потому они оба подлежат моему суду…
— Суду Господа нашего, — поправил тихо брат Бэрт.
— Разумеется. — Аббат направился в сторону холма. — Возьмем с собой шлюху, — приказал он.
— Куда?
— Мы направляемся за кубком святой Евгелины, — торжественно, нараспев произнес аббат. — И определим наказание грешникам.
Николас был пьян и очень рад этому. Но, даже напившись, он не мог выкинуть мысли о Джулиане из головы. Наоборот, ее образ стал более живым, более реальным, он вспоминал, как она касалась его, как целовала, как двигалась, как смотрела на него, словно на бога и дьявола одновременно.
