Риторический вопрос повис в воздухе.
— Вы не забудьте про мои цвета спросить. Майор уставился на напарника тяжелым взглядом.
— Если ты сию секунду не уберешься отсюда, я за себя не ручаюсь. Все понял?
— Понял. Удаляюсь прочь с ваших очей.
К Институту имени Сербского Губарев подъехал вовремя. К шести. Марина Никандровна встретила его, как всегда, приветливо. Она сидела в своем кабинете за столом и что-то быстро писала на листах бумаги.
— Проходите, пожалуйста. Извините, сегодня без пирогов.
— Да что вы! Какие пироги. Разве я хожу сюда за этим?
— Они что, вам не нравятся?
— Почему не нравятся? Не пироги, а объедение. Нравятся.
— Тогда почему вы ходите сюда не за этим? — задав вопрос, она лукаво улыбнулась.
— Кажется, вы поймали меня в ловушку. Я хотел сказать совсем не это, а получилось… — Тут майор понял, что он окончательно запутался.
— Ладно, оставим пироги в покое. У меня есть хороший чай с мятой и печенье. Устроит?
— Зачем об этом спрашивать!
Майор сел за столик в углу и вытянул ноги. В конце дня они немного гудели.
Еланская Марина Никандровна, старший научный сотрудник Института имени Сербского, была давней знакомой Губарева. Он часто обращался к ней, когда в этом возникала необходимость. Маленькая рыжеволосая женщина излучала невероятную, просто фантастическую энергию. Она много работала, была доктором наук, писала статьи в специализированных журналах, а также в прессе на темы различных психических патологий и отклонений. Кроме этого, она была матерью троих детей и отлично пекла пироги. Особенно ей удавались пироги с капустой.
Разливая чай в высокие синие бокалы, Марина Никандровна спросила:
— Как ваша дочка?
— Ой, не спрашивайте. Совсем от рук отбилась. Мальчика завела. Жена, естественно, волнуется, нервничает. Сами понимаете, какие сейчас нравы.
— К сожалению, стопроцентно детей уберечь ни от чего невозможно. Как мы ни хотим этого. Рады бы подставить свое плечо, но — увы… Ошибки они делают сами, сами и расплачиваются. Уж больно пошли взрослые и самостоятельные. Но у вас ко мне какое-то дело, — спохватилась Марина Никандровна. — Слушаю вас.
— У меня на руках одно дело. Улик — никаких…. — Губарев рассказал о результатах расследования и с надеждой посмотрел на Марину Никандровну.
— Вы понимаете, что ставите меня в щекотливое положение? По сути дела, я должна назвать вам предполагаемого убийцу на основании догадок психолога. Это слишком большая ответственность.
— Нет. Я хочу от вас не этого. Я просто хотел бы лучше разобраться в характерах этих двух женщин. У меня есть фотография любовницы. И жены убитого. — Губарев достал из кармана пиджака фотографию Исаковой и протянул ее психологу.
Та повертела снимок в руках.
— Могу сказать только одно: эта девочка старательно лепит образ. Посмотрите, как она смотрит в объектив. Легкая улыбка. Ровно столько, сколько надо. Обычно на фотографиях лица получаются какими-то деревянными, а улыбки, за редким исключением, вымученными. Неестественными. Фотограф просит улыбнуться, а люди просто растягивают губы. Они не умеют улыбаться. Все звезды эстрады, шоу-бизнеса, кино и вообще публичные люди свою улыбку тренируют перед зеркалом. Долго и старательно. Это — составная часть их имиджа. Улыбка этой девочки, если так можно выразиться, вполне профессиональна. Она ее отрабатывала. И довольно прилежно.
— А вот фотография вдовы. — И майор положил на стол каталог работ Лактионовой.
Взглянув на снимок на обратной стороне обложки, Марина Никандровна усмехнулась.
— Дамочка, знающая себе цену. С хорошими манерами. Неким внутренним и внешним аристократизмом. Она не очень заботится о том, какое впечатление производит на окружающих, для нее гораздо важнее жить в согласиии со своим внутренним «я». В гармонии с собой. Она никогда и никому не откроется до конца…
— Точно! Как бездонный омут. Психолог согласно кивнула головой.
— Совершенно верно. Есть такая категория женщин. Она любит морочить голову, говорить намеками, недомолвками.
— Как по-вашему, она могла пойти на убийство?
— Вы меня просто загоняете в угол… Я бы сказала так: она может пойти на крайние меры, если, во-первых, не остается никакого другого выхода. И второе: если что-то будет угрожать ее жизненным интересам.
— Вы хотите сказать — финансовому благополучию?
— Не совсем. Жизненные интересы — понятие широкое. Имеется в виду — не знаю, как вам это объяснить, — что она не сможет жить так, как ей это нужно. Не как хочется, я подчеркиваю это! А как нужно ей. Без чего она не может существовать. Реализовываться как личность.
— Кажется, я понимаю. Она, насколько я могу судить, богемная натура. Художница. Хочет устраивать свои выставки. Согласие на первую выставку муж дал с трудом. После долгих трений. Сейчас она собирается купить квартиру в Испании. Наверное, она давно хотела это сделать. Но, скорее всего, этого не хотел муж.
— Да, — кивнула психолог. — Такие решения не приходят спонтанно. Жилье — обычно некий эквивалент мечты. По тому, где и какое ты хочешь приобрести жилье, можно судить о многом. О складе личности, характере. Испания обычно привлекает людей смелых, решительных. Но одновременно и романтичных. Но эта романтика особого склада. С налетом авантюризма.
— А что вы можете сказать о пристрастии к оранжевому цвету?
— Кого вы имеете в виду?
— Любовницу.
— Оранжевый цвет любят лидеры. Люди с ярко выраженными амбициями и честолюбивыми планами. Они жаждут общественного признания и хотят быть в центре внимания.
Вот так-то! Карамельная девочка и честолюбивые амбиции. Не больше и не меньше!
— Значит, эта любовница — отнюдь не тихая и скромная? Когда мы ее встретили, она была вся в розовом. Такая миленькая и воздушная.
— Я же говорю вам: она лепит свой образ. Если женщина выбирает в одежде розовый цвет, то этим она решает как минимум две задачи. Одна из которых — привлечь внимание противоположного пола. А вторая — продемонстрировать свою беззащитность. Розовый цвет у нас обычно ассоциируется с мягкостью, покорностью. Некой инфантильностью. Женщин, предпочитающих розовый, хочется опекать, заботиться о них. Они и сами сигналят об этом.
— Но в квартире у нее преобладают ярко-оранжевые тона.
— Квартира, жилье отражают склад нашей личности. Здесь мы хотим расслабиться и быть самими собой. Не притворяться. Тогда все получается логично. На публику она выходит в розовом. А для себя выбирает оранжевый. То, что выражает ее суть.
— Спасибо, вы все понятно и доступно объяснили. И еще один вопрос. А если человек любит два цвета? Желтый и фиолетовый — о чем это говорит? — спросил Губарев, вспомнив о Витькиной просьбе.
