Строго говоря, неизвестно, хотела ли Тамара Семенова уничтожить именно картину, но факт есть факт: она умоляла держать ее и не пускать в музей, что вполне вписывается в симптомы, наблюдаемые у Алексея и Майи.
Как это уточнить? Как выяснить, почему именно покончил с собой Сева Лысаковский?»
Алена подчеркнула и эти два вопроса, а затем продолжила писать, иногда подчеркивая то или другое предложение:
«2. Скорее всего, картина, из-за которой они так страдают, – «Ковер-самолет» В.М. Васнецова. Доводы «за»: Алексей в полубреду вспоминал сов, летящих в высоте, в тумане. Майя во время приступа боялась попасть в музей и уничтожить какой-то «самолет» (!), а выйдя из больницы, стояла перед этой картиной со странным выражением лица.
Если Тамара все же хотела уничтожить картину, не упоминала ли она, конкретно какую?
3. Жена Алексея, Лариса Стахеева, работала ранее в музее и была дружна с Майей. Лариса внезапно увлеклась русской стариной, славянским язычеством. Рисунки на изнанке ковра-самолета свидетельствуют о том, что Васнецов был хорошо знаком со славянской обрядовой символикой.
Есть ли в музее еще какие-то работы, которые могли вызвать у нее интерес к славянскому язычеству?
4. Лариса Стахеева погибла трагически и нелепо. Соседка уверена, что она убита Алексеем из ревности, потому что у нее был любовник (некто Аверьянов?) и Алексей мог про это узнать. Однако у Алексея имеется алиби на время смерти Ларисы. Алиби подтверждает его любовница Юля, хотя Алексей скрывает, что был у нее, а уверяет, будто встречался с какой-то неведомой женщиной, ныне уехавшей в Питер.
Знает ли кто-нибудь хоть что-то о ней, хотя бы имя? Как выяснить, что за любовник был у Ларисы?
5. Алексей говорил, что познакомился с Юлей уже после смерти Ларисы, то есть в ближайшие полтора года (якобы она была подругой Галины).
Иван вспоминал, что Алексей познакомился с Юлей в новогоднюю ночь, когда они вместе стояли над трупом покончившего с собой Севы Лысаковского.
Галина уверяла, что связь Алексея и Юли началась еще при жизни ее матери, три года назад.
Как и когда начались их отношения, как они познакомились?
6. У Алексея в мобильном телефоне в особом, отдельном списке значатся имена Тамары (если ТЮС – это все-таки Тамара), Майи (если М.К. – это Майя Климова), Севы (если Сева – это Лысаковский), Юли – если это та самая Юля. Об Л. ничего не известно.
Но, может быть, Юля из записной книжки – это вовсе не Юля-любовница, а, возможно, тоже сотрудница музея? И кто такая Л.? Может быть, имеется в виду всего лишь Лариса и эта записная книжка составлена еще при жизни жены Алексея?
Есть ли в музее сотрудница (сотрудник), у которого имя или фамилия начинаются на Л.? Думаю, таковых огромное количество…
По какому принципу создан телефонный список Стахеева? Или это случайно составленный перечень имен? Имеет ли он какое-то отношение к общей схеме: картина – болезнь – сумасшествие – стремление к самоубийству?
7. Когда Сева покончил с собой, его нашел Алексей.
Почему Алексей никому не сказал о случившемся? Потому ли, что не знал, кто такой Сева? Или на то была другая причина?
8. Предположительно, по ряду симптомов, картина безумия и болезни Алексея, Майи и, скорее всего, Севы с Тамарой может напоминать картину поведения отравленных сотрудников предприятия «Химфарм-НН».
Сохранилось ли где-то то лекарство или все его запасы были уничтожены?
9. Приступы безумия и разрушения возникают внезапно.
Почему? Существуют ли какие-то «спусковые крючки» для этого, есть ли система в появлении припадков?
«Виновна» ли в приступах картина или возникновение болезни у людей, имеющих отношение к музею, дело чьих-то недобрых рук?
Знают ли «больные» о том, что у них есть «товарищи по несчастью»?»
Алена закрыла ручку колпачком, перечитала написанное и пожала плечами. Выяснить все это ее собственными слабыми силами? Нереально, просто нереально! Здесь должна работать целая оперативная группа, методично опрашивая людей, количество которых, конечно (как и положено в детективе!), будет расти, ведь показания каждого персонажа этой истории нужно проверять неоднократно, а значит, привлекать для подтверждения все новых и новых лиц. Вот взять хотя бы эту непонятную историю насчет знакомства Юли и Алексея. Придется опрашивать прежних соседей Алексея, видели они Юлю раньше или нет, каких-то ее знакомых, к примеру, ту самую тетушку, вместе с которой и с Алексеем она оказалась рядом с мертвым Севой…
Вот чушь, досадливо мотнула головой Алена. Какая чушь! Какое имеет значение, когда познакомились Алексей и Юля и сколько времени являются любовниками? Все это – их личное дело и никакой не криминал. И если им охота отводить людям глаза, это не входит ни в какое противоречие с Гражданским и Уголовным кодексом. Да и все прочее, по большому-то счету… Вторая телефонная книжка Алексея, любовник Ларисы Стахеевой – несущественные детали. Во всем перечне чепухи – Алена с досадой взглянула на свои записи в блокноте – есть только два странных, скользких и щекотливых, не то чтобы криминальных, но достаточно подозрительных обстоятельства, которые, конечно, нуждаются в прояснении. Первое…
Нет, тоже нужно записать! И Алена снова сняла с ручки колпачок.
«1. Если разом возник лимфаденит у Майи, Тамары, Севы и Алексея (диагноз последнего под вопросом), не значит ли это, что в их организм попал какой-то…»
Алена сначала хотела написать – «попал какой-то яд», но потом вспомнила Николая Анатольевича Грунского, усмехнулась и написала вместо слова «яд» два слова – «чужеродный агент». Однако все же сочла нужным прояснить:
«То есть они были где-то кем-то отравлены?
Каким образом и когда такое могло произойти? Они вместе были в какой-то компании?
Это нужно выяснить. Например, встретиться еще раз с Майей. Вообще с ней нужно поговорить о картине!!!
2. Почему Алексей не сообщил врачам «Скорой помощи», кто такой самоубийца, если он знал его? Мог ли Стахеев не знать Севу? Но реально ли это, если они отравились в одной компании? Или четыре случая заболевания не имеют отношения один к другому?
Поговорить с Алексеем насчет Севы!»
Ого, сколько вопросов нужно прояснить! И вот что… Алена немного подумала и записала в блокноте еще одну строку:
«Встретиться с Тамарой Семеновой или узнать у ее врачей, говорила ли она что-нибудь о картине. А если да, то о какой картине шла речь?»
