Подходя к телефону, я и не предполагала, кто это может быть, но как только отозвалась, сразу услышала вопрос:
— Это вы обращались в наше бюро в Брюсселе по поводу одной дамы?
— Да-да, я.
— По поручению шефа я приехал в Варшаву, чтобы сообщить вам о результатах наших поисков.
— Слушаю… Слушаю вас.
— Это не телефонный разговор. Я просил бы вас назначить мне время и место встречи.
Я заколебалась. Показываться прилюдно с каким-то детективом никак не годилось. Уже и так имела достаточно неприятностей из-за встреч с дядей Альбином. Но пригласить его к себе домой я не могла, учитывая присутствие Яцека. Другого выхода не было. Я должна была решиться пойти к нему.
— Где вы остановились? — спросила я.
— Отель «Полония», номер сто тридцать шестой. Вы изволите прийти ко мне?
— Да. Буду в двенадцать.
Я положила трубку, но не сразу отошла от аппарата. Яцек из соседней комнаты слышал все, что я говорила. Что он мог из того понять?.. Только то, что я условилась о встрече с каким-то иностранцем у него в гостинице. Можно было не сомневаться, что Яцек от этого не в восторге. Но говорить осторожнее никак не получалось. Поэтому, не имея возможности дать Яцеку объяснения, я должна была просто отказать ему в этом.
Я перешла в столовую и велела принести мне завтрак. Яцек подсел к столу напротив меня, делая вид, будто просматривает газеты. Но через минуту не выдержал:
— Кто же это был?
Я укоризненно посмотрела на него.
— Дорогой, а я разве спрашиваю, когда тебе звонят какие-то женщины?
— Нет. Прости, я не думал, что это какая-то тайна.
— А таки тайна. Каждый может иметь свои секреты. Представь себе, например, что это… мой первый мужчина, за которого я тайно вышла замуж.
Это был болезненный удар. Яцек побледнел, встал и вышел из комнаты. Мне стало немного жаль его. Бедняга и так ходит по дому, как преступник, которому любую минуту грозит изгнание. С тех пор как признался во всем, он ни разу не решился приласкать меня. Ну, а я, конечно, поощрять его не могла, хотя иногда — буду откровенна — мне очень этого не хватало.
Через несколько минут после двенадцати я уже была в отеле. И, надо сказать, меня ждало приятное разочарование. Не знаю почему, но я представляла себе детектива пожилым толстяком с маленькими проницательными глазами и плохо выбритым лицом. А увидела высокого молодого человека скандинавского типа: худощавого блондина с голубыми глазами и выразительными чувственными губами. Он был безукоризненно одет, а телосложение имел такое, что лучшего нельзя и желать.
С интересом окинув меня взглядом, он спросил:
— Пани Реновицкая, не так ли? Разрешите представиться: Ван-Гоббен.
— Где-то я уже слышала эту фамилию, — сказала я, потому что она была действительно мне вроде бы знакома.
— Вполне возможно, если вы бывали во Фландрии.
— Ах, да, — сверкнула у меня догадка. — Ну, конечно же. Замок Гоббен. Прекрасный средневековый замок.
Молодой человек наклонил голову.
— Когда-то это было родовое гнездо моих предков.
Он явно говорил правду. Каждая черта его лица, каждое движение, даже речь свидетельствовали о хорошей породе. Он придвинул мне кресло. Садясь, я спросила:
— А теперь у вас розыскное бюро?.. Или это так, из спортивного интереса?
Он непринужденно рассмеялся.
— Где там! Я всего-навсего один из сотрудников этого бюро. А почему взялся за такое дело… ну что же, здесь, несомненно, сыграли определенную роль мои спортивные наклонности.
— Вы еще такой молодой, — заметила я. Он действительно выглядел максимум на двадцать два или двадцать три года. Если бы не губы, на которых порой появлялась грустная и будто саркастическая улыбка, я могла бы подумать, что передо мной зеленый студентик.
— Молодость и отсутствие опыта — не всегда тождественные вещи, — многозначительно произнес он.
Однако мое замечание, по всей видимости, ему было неприятно, потому что он прокашлялся, взял в руки папку и достал из нее пачку бумаг. Затем сказал:
— Хорошо, перейдем к делу. Прежде всего должен вам сообщить, что мисс Элизабет Норман и танцовщица Салли Ней — одно и то же лицо. Ее узнали несколько человек в Буэнос-Айресе. Так, что в этом не может быть никакого сомнения.
— А что я говорила! — радостно воскликнула я.
— Да, вы не ошиблись. В конце концов, эта особа, как нам удалось установить, в разных частях света пользовалась различными фамилиями. Пока мы насчитали их двенадцать.
— А не пользовалась ли она где-либо моей фамилией? — обеспокоенно спросила я.
Он пристально посмотрел на меня.
— Разве она имела на это какие-то основания?
Я пожала плечами.
— Когда кто-то использует много фамилий, то можно не сомневаться, что делает это без каких-либо законных оснований.
Он отрицательно покачал головой.
— Как пани Реновицкая она не появлялась нигде. И вообще только раз, в прошлом году в Риме, а затем в путешествии по Ливии, пользовалась польской фамилией…
Он склонился над бумагами и с напряжением произнес:
— Галина Ящолт. Очень трудная фамилия. — и сочувственно улыбнулся мне. — А что, полякам так же трудно произносить иностранные фамилии?
— О нет, — возразила я, — вот разве только фламандские. С ними я никогда не могла справиться.
— С удовольствием поучил бы вас, если бы вы когда-нибудь к нам приехали, — не без рисовки поклонился он.
— Так, значит, вы недолго пробудете в Варшаве?
— Я должен уехать как можно скорее. Есть два неотложных дела. Одно в Гданьске, а второе в Копенгагене. В Варшаве я впервые. С удовольствием побыл бы здесь еще, потому что и сам город, и его жители мне очень нравятся.
Его поведение и манера говорить свидетельствовали о значительном опыте и явно не вязались с его молодостью. Признаться, я не люблю таких молодых людей. По-моему, настоящий мужчина начинается с тридцати лет. Так что не понимаю, например, Тулю, которая бегает за сопляками. Такие мальчишки или забавно представляются пресыщенными циниками и потому не способны сохранять секреты, или же требуют «настоящей большой любви», хотят быть единственными избранниками, пишут длинные признания, подстерегают в подворотнях, вздыхают по телефону и делают множество других глупостей.
Помню, где-то через год после свадьбы я познакомилась с молодым де Годаном. Он дважды потанцевал со мной на балу в «Лятарне», а на другой день пришел в визитке к Яцеку и заявил: он, мол, любит меня и как настоящий джентльмен хочет предупредить Яцека, что будет бороться за мою благосклонность. В конце концов, пустил слезу и с месяц ежедневно присылал мне цветы. Кончилась эта идиллия лишь тогда, когда он попал в военное училище.
