Делия Лемон забеременела мной в период ее жизни в коммуне хиппи и никогда не пыталась установить, кто в точности являлся отцом. Она встретила моего отчима Винса на протестах против войны, когда мне было около шести лет. Они поженились три года спустя на Вудстоке. О да, я была на Вудстоке. Я сказала вам, что они поженились, но я не знаю, было ли это событие официально зарегистрировано. Она по-прежнему использовала свою собственную фамилию – Лемон.
Она была слишком крутой, чтобы называться мамой, поэтому я всегда звала ее Делия. Делия Лемон была чудаковатой. Мне нравится сравнивать ее с миссис Джонсон из песни «Harper valley PTA». Помните ту песню? Где Ассоциация учителей и родителей передает через маленькую девочку записку ее матери, в которой выражается крайнее неодобрение ее воспитания. Эта мама отправляется на следующее собрание Ассоциации и устраивает там выволочку каждому присутствующему.
● В песне миссис Джонсон появляется на собрании в провокационной мини-юбке и обращается поименно к членам собрания, упоминая их собственные грехи, - кто-то пьет, кто-то домогается своей секретарши и тому подобное. В конце песни она обращается к собранию с вопросом: «И у вас хватает наглости заявлять, что я, как мать, плоха?».
Я думаю, нестыковка в этом сравнении заключается в том, что мама из песни больше заботилась о своей дочери и о ее репутации, чем Делия заботилась обо мне. Делия не была плохим человеком. Просто все правила ей были безразличны. Ее действительно не волновало, что подумают люди. «Дети цветов» - так называли хиппи, и Делия была классическим их представителем. Она просто плыла по течению.
Я все еще помню ужас на лице моей первой учительницы, когда она узнала, что я не зову свою мать «мамочка». Я называла ее по имени. Так было всегда. Помню, однажды я спросила Делию, кто такие «мамочки», потому что у всех моих друзей они были, а она со смехом отмахнулась, добавив, что в ярлыки она не верит. Я была слишком маленькой, чтобы понять, что это значило.
Делия работала в магазине здоровой еды еще до того, как подобные магазины стали популярны. Она выращивала собственные травы и марихуану. Подбирала бродячих животных. Она никогда не носила бюстгальтеров, а в ее гардеробе были сплошь топы и длинные волнистые юбки с растягивающимися поясами. Она ходила босой так часто, как предоставлялась возможность. Ее темно-русые волосы были разделены посередине пробором и всегда заплетены в две косы, доходившие ей почти до талии.
Ей нужно было убедиться, что я накормлена и всегда одета в чистую одежду для школы. Ну, почти всегда. Мятую, но чистую. Это была вершина ее материнства.
Дома всегда было множество горшечных растений, подвешенных на замысловатые держатели, сделанные вручную в технике макраме. Всегда тлели ароматические свечи и благовония. И хотя Делия работала в магазине здоровой еды, сама она выкуривала по пачке сигарет в день, пока Винс не заставил ее, наконец, бросить. Я привыкла зажигать свечи, чтобы их аромат перекрывал запах табака. Позже это станет моей привычкой, не зависящей от того, что Делия бросила курить.
Винс был водителем грузовика, доставлявшего пиво. Он был на этой работе столько, сколько я помню его. Не могу сказать ничего плохого о Винсе. Он был нормальным парнем.
Делия и Винс никогда не били и не унижали меня. Я даже не припомню, чтобы кто-то из них повышал на меня голос или как-то наказывал. Им просто было все равно. Меня не любили, со мной не возились.
Думаю, они по большей части игнорировали меня. Не помню, чтобы Делия или Винс хоть раз помогали мне с домашней работой. Они ни разу не показывались на школьных мероприятиях, не занимались с другими родителями сбором средств для фондов. В моих воспоминаниях я всегда сама заботилась о себе, даже будучи совсем маленькой. Как сейчас помню: я стою на стуле на кухне, чтобы достать до плиты и вскипятить воду на макароны с сыром. Одно из любимых блюд, что я себе готовила. К сожалению, я слишком часто ела одно и то же, поэтому по сей день я смотреть не могу на макароны с сыром, томатный суп и на любую газировку с вишневым вкусом.
Да, кстати, Винс и Делия были алкоголиками. На мое счастье, они не опустились. Для меня было нормой ждать их в баре «У Смитти» после школы. Обычное дело. Форт-Лодердейл тогда был совсем небольшим, все жители знали друг друга. Вот так я и росла. Форт Лотердейл, штат Флорида.
В средней школе про таких, как я, говорили: «Сама по себе». Каждый день я в одиночестве возвращалась домой от Парклэндской школы. Сама отпирала дверь и закрывалась. Делия не ждала от меня звонка убедиться, что я благополучно добралась до дома.
Я была не одинокой, но одиночкой. Мои успехи в учебе были великолепны, и я погружалась в книги все больше. В работе с цифрами у меня обнаружился настоящий талант. Я любила цифры. И по-прежнему люблю. Мне нравится то, что они никогда не врут. И всегда сходятся. Всегда есть постоянная составляющая.
К тринадцати годам я полностью взяла на себя семейные финансы. Хотите, верьте, хотите - нет, но и Делия, и Винс, обналичив зарплатные чеки и купив себе необходимое, отдавали мне остатки. Каждую неделю на своем желтом десятискоростном велосипеде я отправлялась в местный банк, чтобы пополнить депозит. Я платила по всем счетам, подделывая подпись Делии на чеках. Я упивалась тем чувством, что делала нечто значимое. Мне нравилось быть на позиции бухгалтера в нашей маленькой семье.
Я ощущала себя невероятно важной, когда Винс обращался ко мне: «Эй, Гвинни, у меня ботинки совсем износились. Можно я придержу двадцатку, чтобы купить новые? Остатков хватит, чтобы заплатить по счетам?».
Вроде бы и небольшие полномочия, но лучше так, чем совсем ничего. Управление семейным бюджетом укрепляло мое чувство уверенности и важности. Я что-то значила в этой семье. По-другому этого чувства добиться не удавалось.
Они величали меня «Гвинни», когда пили, то есть почти все время. Когда мне исполнилось десять, я стала настаивать, чтобы вместо «Гвинни» они обращались ко мне «Джинни». Мне казалось, что Гвинни больше подходит котятам-найденышам, которых Делия пригревала. Звучало по-детски, и мне это не нравилось.
В итоге Джинни сократилось до Джин. Да, Джин. Прямо, как алкоголь. Есть тут некая ирония, верно?
Мо улыбнулась. Возможно, ее позабавило, что я заметила отрезанный язык, а может, смутило. Открылась дверь и мужчина, которого они называли Гризз, вошел внутрь.
Первое желание было забросать его вопросами. Но что-то меня сдерживало. С мужчинами у меня никакого опыта не было, но мой внутренний голос нашептывал держать язык за зубами. Мне стало интересно, потому ли у Мо не было языка? Она сказала что-то не то, и его отрезали, или это с рождения? За всю свою жизнь я ни разу не слышала о людях, рожденных без языков.
