Пока они спешили к “бьюику”, на котором ездила Силия, Деннис стоял у переднего крыла машины, смотря куда-то вдоль нее. Он был настолько неподвижен, что мог сойти за статую. Когда они почти поравнялись с ним, он повернулся, дрожа, словно в лихорадке. Лицо его было белым как мел, глаза его — широко раскрыты. Он посмотрел на Элайн так, как будто пережил легкий шок. Он тихо попросил:
— Не смотрите.
Ли Матерли обхватил сына за плечи:
— Что?
— Не смотрите на нее.
— На кого?
— На Силию.
Ли отпустил его и обогнул машину. И внезапно остановился так, как будто перед ним выросла кирпичная стена, и все его тело содрогнулось от удара. Гордон подошел к нему сбоку и едва слышно прошептал:
— О Боже, Боже, Боже.
— Что случилось? — спросила Элайн Денниса.
— Кто-то... кто-то пырнул ее. — Слова застревали у него в горле, как у пьяного. Она знала, что этого не может быть, потому что даже если он и пил, то протрезвел бы от потрясения.
Прежде чем кто-нибудь успел ее остановить, она подошла и осмотрела тело. Силия лежала на боку, схватившись рукой за живот, другая была закинута к голове, как будто она цеплялась за какую-то последнюю спасительную соломинку. Земля вокруг нее густо напиталась кровью, таким количеством крови, что вряд ли она была жива.
— Отойдите от нее, мисс Шерред, — приказал Ли.
— Возможно, она жива.
— Она не жива, — проговорил Деннис слабым голосом. — Она не может быть живой.
— Кто-нибудь из вас проверял?
— Нет, — признался Ли. Он выглядел смирившимся, как будто все это не было такой уж неожиданностью, как будто он загодя подготовил себя к тому, что когда-то в будущем ему придется лицезреть подобную сцену.
— Напрасно. Может быть, я смогу что-то сделать.
Девушка прошла между ними к телу и опустилась на колени перед раненой. Стараясь не потревожить Силию, она перевернула ее на спину. Две раны пришлись на середину живота. Но когда Элайн проверила пульс, она обнаружила, что тот есть. Слабый, но регулярный.
— Кто-нибудь, вызовите “скорую помощь”. Никто не сдвинулся с места. Дождь, который прекратился было, теперь обдавал их увесистыми каплями, прелюдией нового дождя.
— Скорее! — выкрикнула Элайн.
— Вы хотите сказать, что она жива? — спросил Деннис.
— Да.
Гордон повернулся и побежал к дому, чтобы позвонить в больницу.
Хотя Элайн была дипломированной медсестрой и ей, как она говорила, положено было привыкнуть к душераздирающим зрелищам, ей хотелось уйти с этого места, от этого тела, этой расползающейся темно-красной лужи. Во время обучения она сталкивалась с кровью, она даже имела дело с жертвами избиений и огнестрельными ранами. Но здесь было нечто другое. Это было дело рук садиста, а не насилие, совершенное из-за накалившихся страстей. Раны — пять, как она теперь видела, — были аккуратно нанесены там, где они причинили бы наибольший ущерб. К тому же Элайн стало понятно, что Силия не кричала, когда были сделаны первые ножевые удары; она, должно быть, стояла в оцепенении, пока убийца расправлялся с ней, слишком потрясенная, чтобы закричать так быстро, как следовало. И потому напавший на нее успел сделать еще несколько ударов.
Не прошло и десяти минут, как приехала “скорая помощь”. Санитары были умелыми и обходительными. Еще через две минуты они погрузили жертву в белый фургон и покатили обратно по дорожке вместе с Деннисом, сопровождавшим их в отсеке для больных, в задней части автомобиля.
— Присмотрите за моим отцом, — обратился к девушке Ли Матерли. Внешне он постарел лет на десять менее чем за час. Его лицо прорезали морщины, глаза были усталыми, цвет лица — землистый и болезненный.
— Конечно, — кивнула она. Все, что угодно, — лишь бы уйти прочь от этой темно-красной лужи и от воспоминаний о ранах Силии.
Казалось, будто до дома мили и мили, а не каких-то несколько сотен ярдов. Все тени приняли зловещие очертания. Каждая всколыхнувшаяся от ветра ветвь дерева или куст походили на наносящую удар руку, заставляя ее подскакивать, а затем ускорять шаг. Она попыталась пристыдить себя за необоснованный страх, чтобы избавиться от него, но у нее это не получалось. Возможно, потому, что источником страха было иррациональное убийство, совершенное по некоей причуде убийцы. А причуды — это именно та вещь, к пониманию которой она так и не пришла. Можно присвоить им ярлык “безумие”, но это их не объясняет.
Старина Джейкоб Матерли бодрствовал, сидя в своей кровати; он уже включил у себя свет. Он посмотрел на нее с явным облегчением и сказал:
— Я боялся, что это вы кричите.
— Это была Силия, — сообщила она. И только потом поняла, что ей не следовало ничего говорить. Что это на нее нашло? Она утратила контроль над своим здравым смыслом и взволновала своего пациента скверной новостью, а ведь было бы лучше как можно дольше выдавать происшествие за незначительное. Во всяком случае, до тех пор, пока его к этому не подготовят.
— Она мертва? — спросил старик. Он явно ожидал, что мертва.
Элайн замешкалась с ответом.
— Пока нет, — сказала она наконец.
— Шансы, судя по всему, неважные, да?
Она проделала путь до ближайшего стула у кровати и села.
— Сколько раз ее ударили ножом? Девушка насторожилась:
— Откуда вы знаете, что ее ударили ножом? Он сделал нетерпеливый жест своей здоровой рукой:
— Я же говорил вам, что кто-то побывал в моей комнате с ножом три недели назад. Я говорил вам и Ли, И никто из вас мне не поверил. Кроме того, был еще тот Сочельник. После этого я никак не могу забыть про ножи.
Голос у него вдруг стал натянутый, как резиновая лента. Хотя Элайн, как никогда, хотелось узнать, в чем заключалась рождественская трагедия, она понимала, что будет ошибкой затрагивать сейчас эту тему. Даже при намеке на то происшествие, еще до ночного переполоха, У него случился приступ. Ее долг — беречь его покой.
— Я думаю, — продолжал Джейкоб, — вам следует обратить особое пристальное внимание на тех троих, о ком я упоминал ранее.
— Вы думаете был кто-то из дома? А не вор, или бродяга, или...
Он улыбнулся, но это была ужасная улыбка, даже несмотря на то, что она не видела застывшую половину его лица.
— Моя дорогая Элайн, едва ли это мог быть кто-то еще.
— Кто-то, притаившийся на дорожке, — предположила девушка. — Кто-то, видевший, как Силия уехала, и подумавший, что она может вернуться.
— Но она не живет здесь, — возразил старик. — С чего бы ей возвращаться? Только люди из дома знали, что она собирается провести здесь уик-энд.
Элайн стояла на своем:
— Сумасшедший, видевший, как она уезжает, не должен был знать, что она — посторонний человек. Он мог подумать, что она живет здесь, подождать и попытать счастья — или несчастья.
