– Тогда в чем дело? Зачем мы собираем столько народу? У нас не убрано, я больная, на стол подать нечего…
– Я все купил! – возразил Женя. – А насчет уборки можешь не переживать, все же свои! Только оденься, а там можешь просто лежать на диване. Я сейчас уберу постель.
Нужно было что-то делать. Я приняла ванну – такую горячую, как только смогла вытерпеть. Вымыла и с трудом расчесала волосы. Надела теплый свитер и выходные черные брючки. Потом подумала и переменила свитер на тонкий, более нарядный. Хотя меня раздражало все: подмерзшие розы, которые абсолютно не пахли и выглядели какими-то мертвыми, собственное лицо в зеркале – неузнаваемое, с запавшими щеками и тоскливым взглядом, раздражал энтузиазм, с которым Женя готовился принять гостей. Он даже вытер пыль и прошелся по паркету влажной тряпкой. В другое время я бы с ума сошла от радости – Женя в жизни не занимался уборкой. Но теперь… Я с ногами уселась на сложенный диван и наблюдала за ним без всякого интереса. Женя с улыбкой на меня взглянул:
– Я выслуживаюсь, видишь? Из меня получится хороший муж!
Я даже улыбнуться в ответ не смогла. Лицо было будто замороженное – мышцы не двигались. И тут, в этот миг, я вдруг поняла, что больше его не люблю. Совсем.
Это было так просто, что я даже не удивилась. Только проверяла себя снова и снова. Смотрела, как он суетится, передвигает стулья, раздвигает раскладной стол, достает чистую скатерть… Пыталась вызвать в себе прежние ощущения – ведь раньше я любовалась каждым его движением, была счастлива, что могу просто на него смотреть. Теперь все исчезло.
Наконец Женя покончил с приготовлениями. Он в последний раз переставил на столе рюмки, нахмурился, оглядывая результат своих трудов, и спросил:
– Как ты считаешь, не очень убого выглядит?
– Убого, – равнодушно ответила я. – Посуда плохая.
– Да, посуда… – расстроился он. – Знаешь, нам нужно будет купить хороший сервиз. В конце концов, ты должна этим заняться! Расходы я беру на себя.
Я оглядела стол. Сервировка в самом деле оставляла желать лучшего. Большая часть была хозяйской – разрозненные тарелки, вилки с погнутыми зубцами, тупые ножи… Рюмки, правда, одинаковые, но уж очень базарного вида – с перламутровым отливом. Впрочем… Одна рюмка была из другого набора – простая, белого стекла.
Я еще раз сосчитала приборы. Их было семь.
– Один лишний, – сказала я. – Твоя мама, Шура, мои родители, ты и я… Кто седьмой?
– Роман должен заехать, – откликнулся он. Я спустила ноги с дивана:
– Роман?! Ты привезешь его сюда?!
– Он сам приедет. – Женя делал вид, будто предмет разговора его ничуть не занимает. Он что-то передвигал на столе, подравнивал вилки и ножи. – Адрес у него есть.
– Слушай, если он приедет, я буду сидеть на лестнице! – предупредила я. – Видеть его не могу!
– Да почему?! – воскликнул он. – Какого черта ты опять все портишь? Тебя настроила против него Елена, это же смешно. Он столько для меня делает, он классный мужик. Когда ты познакомишься с ним поближе, сама пожалеешь, что плохо о нем думала!
– Да не желаю я с ним знакомиться! – взорвалась я. – Вообще, что за комедию ты устраиваешь! Кого ты собираешь? Твоя сестрица спит и видит, что ты меня бросишь, нос у меня, видите ли, курносый. Твой Роман вообще убить меня желает! Твоя мама…
Тут я осеклась. Татьяна Васильевна никогда мне слова худого не сказала. Как она относилась ко мне на самом деле, я, разумеется, не знала… Но тут следовало замолчать. Потому что глаза у Жени сделались совершенно дикими – как обычно, если посмеешь упомянуть о его матери в неуважительном тоне.
– Извини, – мрачно сказала я. – Я не хотела никого обидеть… Кстати, как ты решился его пригласить? Ты же просил скрывать от твоей мамы, чем занимаешься. Или тайна раскрыта?
– Я рассказал ей в общих чертах, – признался он. – Она, конечно, беспокоится… Вот и решила приехать, повидаться с Романом. Понимаешь, мама… – Он грустно усмехнулся:
– Ей все еще кажется, что я маленький.
Женя отвернулся и принялся раскладывать возле приборов бумажные салфетки. Я его поправила:
– Вилку кладут слева, нож справа. Ты что, забыл?
Он молча принялся менять местами приборы. И тут я обратила внимание на то, что теперь он действовал в основном правой рукой.
– Так ты опять стал правшой? – поинтересовалась я. – Случайно получилось или ты нарочно за этим следишь?
– Когда как, – бросил он. – Это тебе не нравится?
– Мне все равно.
Он бросил через плечо, едва обернувшись:
– Тебе, кажется, уже все стало безразлично. Все, что касается меня.
В этот миг явились первые гости. Шурочка и Татьяна Васильевна. Они тоже принесли цветы. Мороженые гвоздики и ледяные улыбки. Я не стала с ними целоваться, сославшись на болезнь. Иногда бывает очень выгодно немного поболеть.
Шурочка двинулась к зеркалу и придирчиво исследовала свое отражение. Она, как всегда, выглядела великолепно. Стильная прическа, облегающее черное платье, безупречный макияж. Меня она демонстративно не замечала. Зато Татьяна Васильевна поинтересовалась симптомами моей болезни и дала несколько советов: что есть, что пить, чем растираться.
– Мы кого-то ждем? – спросила Шурочка, убирая в сумочку губную помаду.
– Моих родителей, – сухо ответила я.
– А что, у вас сегодня какой-то праздник? – Шурочка наконец встретилась со мной взглядом. О, в этих глазах было все! Она, вероятно, считала, что демонстрирует холодность и неприступность, но глаза ее выдавали. Она ненавидела меня – может, и не той ненавистью, которая толкает на преступление… Но на мелкие скандалы – точно. Видимо, никто и никогда не выставлял ее за дверь, как это сделала я в последний раз.
– Ну, как вы провели время на курорте? – спросила Татьяна Васильевна. Она дружески улыбнулась мне, слегка мотнув головой в сторону дочери. То есть молчаливо предложила не обращать внимания на ее «штучки». Я подозревала, что она сама сыта ими по горло.
– Лично я на курорт не ездила. – Я поймала взгляд Жени – он сделал большие глаза и тут же обратился к матери:
– Мы не ездили. Остались в Москве.
– Что же вы не звонили? – расстроилась она. – Я-то надеялась, что вы отдохнете… Шура, слышишь? Они никуда не ездили!
Та ничего не ответила. Пренебрежительно оглядела стол, взяла пачку старых журналов и уселась на диван. Шурочка быстро перелистывала страницы, едва глядя в журнал, выражая свою непричастность ко всему происходящему.
Пришли мои родители. Новая серия приветствий, поцелуев… Мама выглядела очень довольной. Отец держался немного настороженно, будто не верил до конца в то, что его тут ждали.
