– Очень приятно, – приветливо сказал Роман. – Много слышал о вас.
Глаза у него были слегка навыкате, живые, будто подернутые влажной пленкой. Улыбка – широкая, обезоруживающая. Зубы вставные – его дантист явно перестарался, придавая им слишком безупречную белизну и форму.
– Я тоже много о вас слышала, – сказала я, вдруг усаживаясь за стол.
– Ну? – ласково удивился он. – Знаете, Надя, вы скоро станете женой знаменитости!
И этот про жену! Я украдкой взглянула на Женю. Он не сел за стол, а прохаживался по комнате с зажженной сигаретой. Очень нервничал.
– Вы думаете, Женя прославится? – спросила я, накладывая в свою тарелку оливки. – Я до сих пор не слышала, как он поет.
Роман очень развеселился. Он явно стремился завладеть всеобщим вниманием, стать душой компании. Спросил Женину маму: неужели и она никогда не слышала голоса своего сына? Та застенчиво ответила, что в детстве Женя превосходно пел, но, к сожалению, квартирка была такая маленькая, что…
– Знаете, как бывает в наших хрущобах, – пояснила она. – Стоит повысить голос – и начинается стук по батарее.
Шурочка заявила, что лично она всегда считала, что ее брату место на сцене. Но она надеялась, что он станет актером театра. Или будет сниматься в кино. Роман завел с ней оживленную беседу на тему поступления в театральный институт. Шурочка поглядывала на него все ласковее, и я начала подозревать, что она рассчитывает что-то от него получить. Бедная, знала бы она, что его интересуют только парни!
Разговор мало-помалу стал всеобщим. Роману удалось завести даже моего отца, который сообщил, что в ранней юности он как-то участвовал в школьном спектакле, играл Буратино. Женя остановился у меня за спиной, положил руку мне на плечо. Я почувствовала легкое, едва заметное пожатие его пальцев. Это, наверное, была благодарность за то, что я так хорошо держалась. И я не выдержала:
– Роман Владиславович, у нас с вами есть общая знакомая. Нельзя узнать, как она себя чувствует?
Тот как раз трудился над бутылкой «Асти мондоро» – шампанское принес Женя. Роман поднял на меня невнимательный взгляд:
– Кто именно?
– Елена Викторовна.
В этот миг пробка, которая слишком туго шла, оказалась у него в ладони и пенная струя побежала на паркет. Роман брезгливо отодвинулся, его лицо исказила гримаса… И он тут же засмеялся:
– Потерял квалификацию. – Разливая шампанское по граненым хозяйским стаканам, он весьма непринужденно переспросил:
– Елена? Вы что же, познакомились?
– Вы это хорошо знаете, – невежливо ответила я. – Я с ней приезжала к Жене, на ту квартиру… Мы хотели кое-что выяснить, насчет погибшего музыканта.
Женя все еще сжимал мое плечо. Его пальцы стали ледяными, он стиснул меня так, что мне стало трудно терпеть боль. Я дернула плечом:
– Отпусти меня! Я буду говорить, о чем хочу!
На меня смотрели все. Кто испуганно, кто выжидательно. Роман смотрел на меня ничего не выражающими глазами. Просто ждал продолжения.
– Иван заходил в кабинет к Елене Викторовне? – спросила я.
– Не понимаю, – бесстрастным голосом ответил он, ставя на стол опустевшую бутылку.
– Он заходил к ней в кабинет, – повторила я. – И там с ним что-то случилось. Почему телефонная трубка оказалась сброшенной? Он хотел позвонить?
Роман слегка приподнял бесцветные брови, перевел взгляд на Женю. Тот зло тряхнул меня за плечо:
– Надя, ты с ума сошла?! Ничего этого не было!
– Заткнись! – Я вскочила, с шумом отодвинув стул. – Его убили в том кабинете, я уверена! А потом, после праздников, вы догадались, наконец, почистить ковер! Слишком поздно! Ему проломили голову там, а не на шоссе! Он никого не сажал в машину, слышите, никого! Его убили у вас! Его убили вы!
До меня будто издалека донесся испуганный мамин голос. Я обернулась, чтобы объяснить ей… Лица поплыли у меня перед глазами, превращаясь в цветные туманные пятна. Визг Шурочки. Чьи-то руки не дали мне упасть, а потом я будто сквозь сон почувствовала, что меня укладывают на диван, и смутно услышала шепот:
– Она потеряла сознание.
Эта женщина, чью внешность можно было вежливо назвать «обыкновенной», носила несколько претенциозное имя – Жанна. Странная прическа, с натяжкой напоминающая отросшее каре. На мясистой переносице Глубоко въевшийся след от очков. Очки она сняла и теперь держала в футляре, которым беспрерывно щелкала, то открывая, то захлопывая его. Тесно сдвинутые полные колени, массивная грудь, золотой кулон, затерявшийся в складках малинового трикотажа… И неожиданно очень красивые руки – изящные кисти, заостренные тонкие пальцы, белая холеная кожа. Никаких колец, тщательный маникюр.
То ли она хлопала футляром, сознательно привлекая внимание к своим рукам, то ли делала это машинально. Так или иначе, звук раздражал, и Ксения резко посоветовала ей прекратить шум.
Жанна подняла глаза – усталые, потемневшие от недавно пролитых слез.
– Извините… Я просто не знаю, что делать.
– Сидеть здесь и плакать – это не выход, – бросила та. – В конце концов, она взрослый человек и могла просто отправиться в гости!
– Взрослый человек? – Жанна беспомощно сложила руки на коленях. – Нет, только не она… И она бы никогда не оставила ребенка одного на двое суток… Гена никогда с ней не расставался! Он переживает…
Ребенок, кстати, не выглядел обеспокоенным. Скорее скучающим. Он без интереса наблюдал за попытками своего младшего сводного брата вовлечь его в игру. Игрушки, которыми забавлялся Алеша, у него никакого энтузиазма не вызывали. Ксения изредка бросала взгляд в сторону детей, и я понимала, что она сравнивает их. Кто красивее, здоровее, кто больше похож на отца?
Я, например, считала, что тут первенство принадлежит старшему. Гена был удивительно похож на Ивана. И выглядел таким же непробиваемо спокойным. Обманчивое впечатление, скорее всего.
…Вчерашняя буря, которую я так неожиданно вызвала, закончилась мертвой тишиной. Когда я пришла в себя – минут через двадцать, не больше, – то в квартире не оказалось никого, кроме Жени. Он сидел на кухне, курил и не собирался приводить меня в чувство. На столе стояли нетронутые стаканы, до половины налитые шампанским. Оно уже успело выдохнуться. Я отпила из своего стакана, съела оливку, прошла на кухню и потребовала, чтобы Женя немедленно дал мне телефон Елены Викторовны.
Он ответил отказом. Цедил слова сквозь зубы, не глядя на меня. Я повторила просьбу и пригрозила, что в случае чего знаю, как ее найти.
– Ищи, если желаешь, – заявил он. – Я никогда тебе этого не прощу.
Я спросила, чего именно он не хочет прощать. Того, что я прошу телефон, или того, что я высказала Роману? Женя заявил, что я делаю все, чтобы разрушить его карьеру.
