— Да, но ты не облегчаешь мне задачи.
— Все это часть моего дьявольского плана, — поддразнила она, вздохнув, и убрала с его глаз волосы. — Мы с тобой… Кто бы мог подумать?
— Точно не я, — отозвался он.
— И не я. Я даже не была уверена, что ты мне нравишься.
— А я знал, что ты мне не нравишься. Но сейчас надо поспать. Иначе мы сделаем что-нибудь, о чем пожалеем. — Он выпрямился и легонько шлепнул ее пониже спины.
— Дразнишься, значит. — Никки открыла антикварный гардероб, извлекла оттуда плед и подушку и кинула в него. — Укладывайся. — И отправилась в спальню. Ему осталось только представлять, как двигаются под халатом ее бедра, а светло-рыжие волосы струятся по плечам. И еще эта эрекция.
Она закрыла дверь и щелкнула щеколдой. Господи, о чем он только думал? Чуть не переспал с Никки Жи-летт. Не стоит этого делать. Совсем не стоит. Он просто дурак, что относится к ней не просто как к репортеру газетенки «Сентинел». Как она недавно подметила, они фактически были врагами. Но перед глазами стоял ее образ, как она склонилась над ним, мучая своими прелестями.
Заснуть явно не получится.
Он не сможет отделаться от мысли, что она рядом, всего в нескольких футах от него, лежит на кровати, волосы обрамляют это красивое умное лицо; на крепком, жаждущем теле лишь тонкая газовая ночная рубашка.
Да, ночка будет долгая.
Сцепив руки за головой, он направил свои отравленные тестостероном мысли подальше от Никки Жилетт, к Лирою Шевалье и суду двенадцатилетней давности.
Адвокат Шевалье сменил гардероб своего подзащитного. Джинсы и рабочие блузы Лироя Шевалье были изгнаны; на их место пришли хорошо сшитый темно-синий костюм, белая рубашка и строгий галстук. Нечесаные волосы Шевалье и неухоженная борода внезапно исчезли. В суде он был чисто выбрит, коротко, почти по-военному подстрижен, и все лицо его стало выглядеть по-новому: квадратная челюсть, длинный нос и большие выразительные глаза под широкими темными бровями. Он сбросил несколько фунтов, от грубой и неряшливой внешности не осталось и следа. Сейчас он больше походил на менеджера или члена загородного клуба, чем на вольного дальнобойщика с безнадежно испорченной репутацией, которую нажил драками дома и в кабаках.
Однажды Лирой Шевалье сломал кому-то о голову бильярдный кий, еще раз его арестовали за то, что он коваными сапогами сломал нос и ключицу своей тогдашней девушке, затем его поймали при попытке изнасилования четырнадцатилетней девочки, племянницы очередной бывшей подружки. И каждый раз он выходил сухим из воды, отделываясь небольшими сроками.
Шевалье был злобным и жестоким мерзавцем, который заслуживал смертного приговора за убийство Кэрол Лежиттель и ее детей. Но судья и присяжные сошлись на том, чтобы он получил три пожизненных срока за убийство Кэрол, Бекки и Марлина Лежиттель.
На суде адвокат Шевалье пытался исказить факты, настаивал, что виновен биологический отец детей, Стивен, известный пристрастием к кокаину и драчливостью. Хотя у Стивена, собственно, не было алиби — просто старый друг утверждал, что они тогда вместе охотились, — улики слишком неопровержимо указывали на Лироя Шевалье.
А младший сын Кэрол, Джоуи, выживший после серьезных травм, которые на несколько недель отправили его на больничную койку, неопровержимо свидетельствовал против бойфренда матери. Давая показания в суде, Джоуи казался потрясенным, боялся взглянуть на Шевалье в течение всего процесса, а иногда так тихо шептал, что судье Рональду Жилетту приходилось просить парня повторять ответы.
Показания Джоуи Лежиттеля и Кена Стерна заставили замолчать весь зал суда. Вместе с прошлыми грехами Шевалье, многие из которых были задокументированы и озвучены в суде, и уликами с места преступления, в том числе окровавленным отпечатком рабочего ботинка Ше-ватье, они решили судьбу ублюдка.
Но тест на ДНК доказал обратное.
Ну, не то чтобы доказал, но посеял серьезные сомнения. Которых хватило, чтобы выпустить это чудовище.
Серьезные сомнения, твою мать!
И зачем сейчас, когда ему простили убийства, Шевалье стал бы буйствовать, дразнить полицию, чтобы его опять схватили? Нелогично.
Рид слушал, как ветер шумит ветвями за окном, и думал, удалось ли заснуть Никки по ту сторону двери. Он решил бьыо проверить, но передумал. Незачем лишний раз себя искушать.
Где я?
Симона открыла глаза. Она спала, ., или ее усыпили… и что-то давит на нее, какая-то тяжесть на груди. Неприятно, и воздуха не хватает. Этот ночной кошмар настолько реальный… и тут она поняла, что вообще не спала. Она была в обмороке. В гробу вместе с трупом.
О господи… Сознание уходило и возвращалось, она боролась, искала выход, но труп под нею, тесное пространство и отсутствие воздуха сводили с ума.
Завизжав, она вздрогнула: звук вернулся обратно, словно разом завопил миллион сумасшедших. Показалось, как что-то зашевелилось под шеей, она снова закричала, и крик вновь и вновь отразился в ее мозгу.
Надежды нет. Выхода нет. Под нею что-то чавкнуло. Кости скребли по обнаженной коже, и ее мозг распался на тысячу болезненных осколков. В голове мелькнула мысль об Эндрю.
Где-то далеко, в той темноте, куда ушла ее душа, она понимала, что сейчас умрет. То, что осталось от рационального мышления, съежилось при мысли о мертвом теле внизу, об острых ребрах и бесплотных пальцах, которые царапали ее. Дрожа, она почувствовала, что омерзительная скользкая ткань прилипла к коже, запуталась в волосах.
Из глаз хлынули слезы. Она закашлялась и тщетно попыталась вдохнуть столько воздуха, сколько было нужно ее измученным легким. Слабо стучала по стенкам гроба; воздух убывал.
Остатками сознания она поняла, что обречена.
Умереть вот так.
Жутко.
Она снова подумала об Эндрю и издала последний мучительный вопль.
Запах кофе и тявканье пробудили Никки от тяжелого сна, полного кошмаров. Тупая боль пульсировала в глазах, грудь придавило, будто наковальней. Просто ей плохо спалось, вот и все.
Она открыла глаза. О господи, Симона исчезла. А в гостиной Пирс Рид… и это не кошмар. Пес — это Микадо. Она отбросила одеяло, сходила в туалет и умылась. Выглядела она ужасно. Под глазами расплылись черные пятна туши, а волосы спутались еще больше, чем всегда. И сейчас ничего с этим не поделаешь.
Она завязала волосы в хвост, почистила лицо скрабом, натянула брюки цвета хаки и вязаный топ. Затем открыла дверь, и на нее тут же набросился Микадо.
— Ну, как ты? — спросила она, почесав его за ушами.
— Не рад тебя видеть, — саркастически заметил Рид. Пес принялся носиться как бешеный вокруг кофейного столика, а Дженнингс с подлинно кошачьим презрением наблюдал с книжного шкафа за неуправляемым белым торнадо.
