Ветер улегся. Стояла глубокая предрассветная тишина. Воздух словно замер, и нам все прекрасно было слышно: стук двери эллинга и быстрый топот бегущих ног по деревянной платформе. Пауза, когда Годфри добрался до «Алистера» и торопливо срывал швартовы. Он мог рвануть со всей скоростью прямо от конца причала...
Внезапный рокот мотора прозвучал громко, как автоматная очередь. Раздалось короткое нарастающее крещендо – «Алистер» рванулся вперед, навстречу открытому морю и свободе.
Потом звук вдруг захлебнулся, задрожал и увенчался оглушительным взрывом. Над морем взметнулся столб пламени. Яхта разлетелась на куски. Даже нас едва не сбила с ног взрывная волна. Огненные языки вспыхнули, зависли над водой и исчезли.
Эхо взрыва, постепенно затихая, носилось меж скал, пока не утихло совсем.
– Что случилось? Что случилось? – твердил сэр Джулиан.
Со стороны Спиро донесся поток приглушенных греческих слов.
Пападопулос выронил телефонную трубку и выбежал на террасу к парапету:
– Макс! Во имя дьявола, что происходит?
Макс оторвал взгляд от Адони и нерешительно откашлялся.
– По-моему, я знаю, – дрожащим голосом выговорила я. – Когда я была на яхте, там пахло газом... Это ведь так просто – оставить газ на камбузе открытым... по ошибке... а потом он скапливается под палубой, и вы ничего не замечаете, но как только включите мотор – все взлетает на воздух. Я... я как-то видела такое на Норфолкских озерах.
– Спиро говорит что-то про газ. – Инспектор вытер лицо. – Господи, ну и ночка. Боже мой. Полагаю, наверное... А он включал плиту?
– По пути туда – нет. Во всяком случае, вряд ли: он бы заметил запах, когда вынимал свертки из-под палубы, если бы газ действительно шел очень сильно. Нет, должно быть, это произошло на пути домой. Когда я сама брала сверток, пахло совсем слабо. Ты нашел его, Адони?
– Да.
– Ты раздобыл сверток? – Внимание инспектора резко переключилось. – Ты это и собирался нам сказать, да? Что там, радиодетали?
– Нет, инспектор Пападопулос. Это порция фальшивых денег. Часть груза в семьсот албанских леков, которые он должен был отвезти туда сегодня ночью. Я ухитрилась стащить один сверток и спрятать его в эллинге, прежде... прежде чем он поймал меня. Вот куда ходил Адони, я посылала его забрать сверток. – И я добавила: – Думаю, вы понимаете, что этот... несчастный случай... уберег всех от кучи проблем. Я имею в виду, если бы грекам пришлось его расстрелять...
Я не докончила фразы. Макс и Адони рядом со мной стояли тихо-тихо.
Инспектор несколько секунд мерил нас взглядом, а затем кивнул:
– Возможно, вы правы. Ладно, мисс Уоринг, я вернусь к вам через пару минут и с радостью выслушаю все, что вы мне расскажете. Ты не потерял сверток, юный Адони? Отлично. Тогда отнеси его наверх, хорошо? А теперь нам надо бы спуститься вниз и посмотреть, не осталось ли там чего-нибудь интересного. Ты еще стоишь на ногах, Петрос?
Оба полицейских скрылись внизу на тропе.
Снова наступило молчание. Все повернулись и словно зачарованные уставились на Адони. Он открыто встретил наши взгляды и улыбнулся. До чего же он был красив!
– Это ты. Ты... – благоговейным шепотом протянула Миранда и опустилась на землю возле него, прижимая его руку к щеке и подняв к нему сияющее и полное обожания лицо.
Он поглядел на нее и произнес по-гречески какую-то фразу, тихо и нежно. Услышав ее, Макс сдавленно втянул в грудь воздух, а потом подошел ко мне, обнял и поцеловал.
Сэр Джулиан ждал нас на террасе. Мы могли не бояться, что он как-то прокомментирует то, что произошло только что между его сыном и мной. Актер нежился в теплой ванне восторга собой.
– Лучшее представление в моей жизни, – самодовольно заявил он.
– Несомненно. Меня оно, во всяком случае, обмануло. А ты знал, что он не пьян? – спросила я Макса.
– Разумеется. Был не вполне уверен, что он задумал, но надеялся, это сможет как-то изменить ситуацию. Что и случилось, хотя не совсем. Ты мазила, отец.
– Жалко было переводить понапрасну отличное виски. Это сбило мне прицел, – сказал сэр Джулиан. – Тем не менее в стакане еще осталось довольно, чтобы Спиро отключился. Я заново перевязал бедного ребенка и уложил на диван. Боюсь, как рассветет, придется опять ехать в больницу. Ах да, еще я позвонил вашей сестре, Люси, и уверил ее, что все хорошо. Верно они говорят: та еще выдалась ночка.
– И до сих пор не закончилась, черт возьми, – отозвался Макс слегка мрачно. – Не успокоюсь, пока не выслушаю рассказ Люси... Нет-нет, дорогая, все хорошо, оставим это до прихода Маркоса. Тебе ведь не захочется еще раз переживать все заново, когда он придет. Должно быть, ты страшно устала.
– По-моему, я уже прошла эту стадию. Чувствую себя более-менее в порядке... разве что чуть-чуть пошатывает. – Я медленно подошла к парапету и облокотилась на камень, глядя на темное море. Близился рассвет, первые блики коснулись далеких албанских снегов. – Как ты думаешь, они... найдут там... что-нибудь?
– Абсолютно уверен, что нет. – Он подошел ко мне и обвил мои плечи рукой. – Забудь обо всем. Пусть это тебя не беспокоит. Так даже лучше.
– Знаю.
– «Не будем отягчать воспоминаний минувшим горем», – процитировал сэр Джулиан с другой стороны от меня. – И могу тебе сказать, Макс, я пришел к выводу, что Просперо не для меня. Напрасная трата таланта. Сделаю заявку на Стефана в этом твоем фильме. Сегодня же напишу об этом Сэнди.
– Так значит, вы возвращаетесь к нам? – спросила я.
– Я еще возненавижу свое решение, – сказал сэр Джулиан, – но я его принял. Кто захочет оставить волшебный остров ради холодных, сырых и прославленных огней Лондона? Думаю, могу попытаться, а вы?
Макс ничего не сказал, но я почувствовала, как затвердела его рука.
Адони и Миранда тихо поднялись по ступеням на террасу, склонив головы друг к другу и перешептываясь, и исчезли за стеклянными дверями.
– Беатриче и Бенедикт, – тихо сказал сэр Джулиан. – Вот уж не думал услышать наяву столь величественный шекспировский стих: «О, если бы мужчиной я была! На площади его бы сердце съела». Вы уловили это, Люси?
– Я ведь не понимаю по-гречески. А это было именно так? Что она сказала на самом деле?
Сэр Джулиан перевел мне, и я спросила:
– А Адони? Что он сказал, когда она целовала ему руку?
– Я не слышал.
Макс повернулся ко мне, несколько секунд поколебался, а потом процитировал, довольно сухим тоном:
– «Ты хотела съесть его сердце, сестренка. Я зажарил его для тебя».
– Боже праведный, – выдохнула я.
Сэр Джулиан улыбнулся.
– Ну что, дорогое мое дитя, этой ночью вы увидели оборотную сторону волшебного острова? Он во власти чар, но это слишком грозные чары для таких, как мы, – для простого музыканта и пары актеров...
