— Нет, Боря, у меня другие планы. В кои-то века я вдруг оказалась в Одессе, и как не сходить в известнейший оперный театр?
— Ладно, принимается. — Борис довольно ухмыльнулся и объявил в трубку, что у него на этот вечер запланирована культурная программа.
После короткого стука в номер вошел молчаливый Гена и протянул записку. Борис прочитал, дал Гене несколько отрывистых указаний, причем, каким-то закодированным, непонятным Нине языком, и выпроводил его за дверь. Затем сообщил, что ему надо срочно выехать в одно место и пригласил Нину сопровождать его. Девушка забеспокоилась: не помешает ли эта поездка намеченному культпоходу, но Борис твердо пообещал, что в театр они обязательно успеют.
«Мест» оказалось несколько.
Разъезжая с Борисом по городу, Нина старалась запомнить, где он останавливался, мысленно записывала адреса домов, в которые он заходил.
Во время обеда в ресторане, куда привел ее Борис, она незаметно поглядывала на часы и с нетерпением дожидалась начала спектакля. Однако в запасе было почти два часа, и Борис решил съездить на центральный переговорный пункт. Нина стала неподалеку от кабинки и внимательно наблюдала за ним. Все его попытки дозвониться оказывались тщетными.
«Интересно, — подумала Нина, — отсутствие нужных ему абонентов — это простое совпадение или оперативники уже успели поработать?»
Наконец, Борису кто-то ответил. Нина подошла поближе, прислушалась, но до нее долетело лишь несколько слов, которые он, не сдержавшись, выкрикнул довольно громко: «Не дозвонился?! Не нашел?! Так найди! Иначе на хрена мне…» Далее он продолжил говорить, прикрыв трубку рукой. Нина поняла, что, очевидно, собеседник Бориса — «шестерка», ему поручено держать связь. И вот связь прервалась, сведений нет, Борис нервничает и уже готов отменить всякие развлечения, даже поход в театр.
Нина попыталась выведать, чем же так огорчен Борис, но он отвечал уклончиво и туманно. Она знала, что простоватые с виду Ильчуки умеют хранить свои тайны. В какой-то момент Нина пожалела, что вовремя не сбежала от Бори. Теперь, когда он насторожен молчанием Ираиды, сделать это будет намного труднее… Он уже смотрит на нее подозрительно, словно решает сложную задачу, связанную с Ниной.
В театр они все же пришли. Теперь Нина чувствовала одновременно и облегчение и медленно нарастающую тревогу. Сделала ли Таня все как надо? А, может, ее звонок к Кириллу перехватили люди Хустовского? Успеют ли Кирилл и Ярослав прибыть к нужному времени в Одессу? А если нет, значит, «на встречу» с ней придут местные оперативники. Но станут ли они связываться с этим делом? Вообще, поверят ли Татьяне?.. Все эти мысли бродили у Нины в голове, когда она шла по центральному вестибюлю театра, незаметно оглядываясь по сторонам. Рядом вышагивал мрачноватый Борис, а позади их сопровождал молчаливый шофер-телохранитель.
Может быть, что-то не получилось, сорвалось, и на встречу никто не придет? Тогда надо будет отделываться от своих спутников самой. В театре это сделать проще, чем на улице: в конце концов, вокруг люди, можно найти дежурного милиционера. Но пока не время для ухода. Надо побродить по театру и подождать хотя бы до антракта.
Места у них были в одной из центральных лож бельэтажа. Нина уселась и стала внимательно осматривать зал. Рядом с ней Борис разговаривал с каким-то своим знакомым — местным театралом, сетовавшим на театральные проблемы и трудности: здание садится, требуются реставрационные работы, а денег нет; хуже стала посещаемость, потому что публика обеднела, билеты дорожают. В другой раз Нина охотно поддержала бы этот разговор, но сейчас была слишком занята своими мыслями.
Потом собеседник Бориса ушел, оставив Нине бинокль и пожелав приятного просмотра. Шофер-телохранитель, сидевший сзади, покашлял, словно напоминая о себе, и Борис, оглянувшись, сказал ему вполголоса несколько слов. Нина чувствовала себя под присмотром.
Она навела бинокль на публику в партере, тщетно отыскивая знакомые лица. Надо было как-то унять нарастающее волнение, успокоиться, и Нина решила до антракта не думать ни о чем постороннем, а вести себя, как нормальная театралка. Смотреть и слушать, получать удовольствие от спектакля.
Центральная люстра, переливаясь хрустально-золотым великолепием, постепенно стала гаснуть, на сцене раздвинулся тяжелый малиновый занавес, и зазвучали первые аккорды увертюры.
Нина, поглощенная своими тревогами, не вникала, на какой именно спектакль они пришли. Но, уловив в музыкальном вступлении отзвуки знакомых мелодий, поняла, что идет балет «Много шума из ничего». В основу была положена музыка к знаменитому вахтанговскому спектаклю, из которого Нина помнила две ироничные и романтические песни — «Как соловей о розе» и «Ночь листвою чуть колышет». Улыбаясь и покачивая головой в такт игривой музыке, Нина на минуту отвлеклась от своих переживаний.
Борис начал что-то шептать на ухо, но она разобрала только: — «Поедем в гостиницу… Завтра я все устрою… признаешься в своей ошибке, и тебя круто отблагодарят».
На сцене танцовщики изображали шутливую пикировку Бенедикта и Беатриче, и в другое время Нина с удовольствием бы смотрела этот фрагмент, не думая ни о чем другом. Сейчас же она была слишком рассеянной зрительницей. Ей вдруг показалось неестественным сочетание: детективная суета, предстоящая ночь в чужом городе, соседство Бори Ильчука — и все это на фоне возвышенной красоты театра и музыки. Она снова обвела взглядом зал. Ее внимание притягивали четыре картины на потолке. Они были написаны на сюжеты из пьес Шекспира. И балет — по комедии Шекспира.
«Как странно, — подумала Нина, — сколько у меня в последнее время ассоциаций с шекспировской темой. Таня — Офелия, Ираида — леди Макбет. А сама я вынуждена играть роль шута в юбке: прикидываюсь дурочкой, чтобы разоблачить преступников».
В антракте Борис привел ее в буфет, но Нина отказалась от предложенного угощения, а только выпила кофе. Когда же они возвращались в зал по широкому, идущему полукругом фойе, навстречу им с невозмутимым видом прошествовал молодой человек, лицо которого показалось Нине смутно знакомым. Через несколько секунд, уже войдя в ложу, Нина вспомнила, что встреченный парень был сотрудником Кирилла Шеремета, рядом с которым она его видела в тот день, когда давала показания следователю Григоренко.
Теперь Нина сидела как на иголках, лихорадочно подыскивая правдоподобный предлог, как бы покинуть ложу. Бросив взгляд на партер, она увидела Ярослава, идущего между кресел. Он тоже смотрел на нее и направлялся, кажется, прямо к ней.