Как бы то ни было, избивавший ее человек давным-давно исчез из ее жизни. В своих записях Лекси восхищалась не по годам сильной и мудрой Рутбир. Эйми очень поддерживала Лекси.
Знал ли об этом Гаррис?
Сердце Ребекки забилось сильнее, когда она наткнулась на следующий абзац. Она прочитала его снова, на этот раз вслух:
«Случайно наткнулись на Рутбир в супермаркете, куда мы пошли с Гаррисом за продуктами. Она сказала Гарри, что слышала про него много хорошего, но с таким выражением, чтобы он догадался: ничего хорошего она про него не слышала. И он терпеть не может, когда его называют Гарри. Его так сильно разозлил ее тон, что я испугалась, как бы он ее не ударил. Гаррис сдержался, но его терпения хватило только до дома – не успели мы прийти, как он выместил всю свою злость на мне. Рутбир увидела синяки на следующем собрании и расплакалась. Но в этом нет ее вины. Даже Гаррис не виноват. Мне надо было просто держать язык за зубами. Но теперь я еще больше боюсь того, что он может сделать, если я уйду от него…»
Вот почему Гаррис убил Лекси: она нашла в себе мужество уйти от него. Что же заставило его убить Эйми? Он предположил, что Лекси не смогла бы решиться на это без советов своей младшей подруги? Продолжая убивать, он ждал, когда Эйми обручится, когда будет готова начать новую, счастливую жизнь.
У Ребекки на глаза навернулись слезы. Она заморгала и наморщила нос, чтобы не дать себе расплакаться. Последние шесть лет ей слишком часто приходилось плакать – за Лекси, за себя и за всех жертв серийного убийцы.
Несмотря на все усилия, из глаз Ребекки полились слезы. Эйми их заслужила. Вопрос в том, плакала ли Ребекка от жалости к жертве Мясника или из жалости к себе? Или из чувства вины, потому что не рассказала Джареду о сыне?
Последние шесть лет она пыталась быть для Алекса матерью и отцом в одном лице и не справилась с этой задачей. Ребекка не могла стать для сына мужским примером для подражания, которого ему так не хватало. За шесть лет она много раз была на свиданиях, но не часто знакомила своих кавалеров с Алексом. Она опасалась, что тот привяжется к одному из них. Сама же Ребекка была на это не способна.
Ни один из них не мог сравниться с Джаредом, который был слишком умен и самоуверен и совсем не замечал ее чувств.
Почему ей так и не удалось забыть его? Ребекка не предполагала, что последние шесть лет он так же часто думал о ней. Но у нее ведь был Алекс – дорогой, любимый Алекс – постоянное напоминание о Джареде.
Краска подступила к ее лицу, и она поспешно вытерла слезы, как будто испугавшись, что кто-то застанет ее в таком состоянии. Она выглянула в коридор, ведущий в спальни и ванную комнату, но Алекса там не было. Ребенок все еще спал.
Ребекка была одна.
Или нет?
Она почувствовала легкий зуд на коже, как будто кто-то пристально смотрел на нее.
«За тобой следят…»
После того зловещего звонка Ребекка задернула все шторы. Но кто-то мог увидеть ее через тонкую ткань занавески. Кто-то может стоять за окном и следить за ней.
Руки Ребекки покрылись гусиной кожей, и она задрожала. Никаких «может быть». Кто-то определенно стоял снаружи и наблюдал за ней. Зачем?
«Ты в опасности».
Если опасность грозила Ребекке, значит, и Алексу тоже. После того подозрительного звонка ей стоило принять более радикальные меры, чем просто задернуть занавески. Наверное, стоило позвонить в полицию.
И что бы она им сказала? Что кто-то напугал ее по телефону? Полиции не до телефонных розыгрышей. К тому же непосредственной угрозы так и не прозвучало.
Возможно, у нее просто разыгралось воображение, и теперь ей только кажется, будто кто-то следит за ней.
Собравшись с духом, Ребекка повернулась к окну, отдернула занавеску и посмотрела в темноту. Свет из окна попал на улицу и осветил глаза, устремленные прямо на нее.
Это был не розыгрыш. Снаружи действительно кто-то стоял.
«Ты в опасности».
Кто бы там ни был, он напугал ее до смерти.
Лицо Ребекки стало мертвенно-бледным, зрачки расширились. Джаред, конечно, был в бешенстве из-за того, что она скрывала от него сына, но он и подумать не мог, что теперь Ребекка будет его бояться.
– Я не хотел тебя напугать, – признался он. Кроме того, Джаред не собирался возвращаться, особенно после выматывающего, эмоционального разговора с семьей Эйми Уилксон. Но что-то все же заставило его прийти к ней и к их сыну.
– Я бы не стал стучать, если бы ты уже спала.
Ребекка стояла на пороге и дрожала, как осиновый лист. Возможно, виной тому стал прохладный ночной воздух, но что-то подсказывало Джареду, что состояние Ребекки вызвано его неожиданным появлением. Ему захотелось прижать ее к себе, но она обняла себя руками, стараясь таким образом успокоиться или защититься от него.
– Потому я и смотрел в окно – хотел проверить, спишь ты или нет, – объяснил он.
– Я испугалась не из-за этого.
– Тебя напугал не я? Тогда кто?
Джаред попытался заглянуть через ее плечо в гостиную, но не увидел ничего потенциально опасного – внутри никого не было.
– Ты удивил меня, – произнесла она. Наконец Ребекка отступила, пропуская его в дом. Но, захлопнув дверь, за которой осталась темнота, она опять вздрогнула.
– Ты думала, я не вернусь? – Может, она поэтому и не рассказала о ребенке? Ребекка думала, что ему все равно. Наверное, это справедливо. Однажды он уже дал ей понять, что не хочет иметь с ней ничего общего, пусть сделать это ему было очень нелегко.
Но тогда Ребекка не смогла справиться с горечью и потерей. Джаред сомневался, что ей удастся выстоять, если она продолжит держаться за него, пытаться заполнить образовавшуюся пустоту чувствами, в подлинность которых он так и не поверил.
Должно быть, Джаред был прав: если Ребекка действительно любила его, она бы не стала скрывать, что ждет ребенка. Она бы позволила ему войти в жизнь его сына.
– Я знаю, что у тебя много дел, – призналась Ребекка. – Это была она?
Джаред кивнул.
– Я смотрю, ты тоже без дела не сидела? – указал он на открытый ящик.
– Какая разница? Эйми все равно уже не спасешь, – произнесла она дрожащим от подступающих слез голосом. – Я не должна была выставлять тебя из дома, когда ты пришел в первый раз.
Теперь-то Джаред знал, почему она так поступила, и обошелся без упреков – по красным глазам Ребекки он понял, что она плакала.
– Я должна была сразу тебе помочь, – произнесла она срывающимся от горя и сожаления голосом.
– Эйми уже была мертва, – заявил он. – Вероятно, ее не было в живых еще до того, как я вышел из больницы. – Чувство вины кольнуло в сердце. – Я должен был выписаться раньше.
Как бы то ни было, после предварительного осмотра судмедэксперт пришел к выводу, что время смерти наступило почти сразу после похищения. Скорее всего, она оказывала сопротивление. Эйми боролась не на жизнь, а на смерть и проиграла.
