Вадим встречал нас обеих с радостью, хотя при Виолетте, как мне казалось, он смущался — так, как и должен смущаться молодой человек в присутствии девушки, в которую влюблен. Все-таки психотерапия — штука обоюдоострая. Мы с Виолеттой тоже об этом говорили. Она не видела в его поведении ничего экстраординарного — может, просто привыкла, что все встречающиеся на ее жизненном пути мужчины относятся к ней именно так.
— Ты не права, Агнесса, если он в кого-то и влюблен, то только в тебя.
— Виолетта, ты не понимаешь одного: в психоанализе между пациенткой и психотерапевтом образуются особые духовные связи. Да вспомни хотя бы знаменитые голливудские триллеры последних лет, все эти окончательные анализы и окончательные диагнозы там, в основе сюжета всегда лежит роман между психоаналитиком и пациенткой.
— Ты сама говорила, что на Западе психоаналитиков пруд пруди. У каждого мало-мальски приличного человека есть свой психоаналитик, это модно и престижно. Я даже, помнится, читала роман какой-то американской писательницы, так там молодые люди при первом знакомстве не находят лучшей темы для разговора, чем обсуждение своих психоаналитиков. У нас еще это не принято.
— По-моему, ты сознательно пытаешься перевести разговор на другое. И все-таки Вадим в тебя влюбился, а ты с ним совершенно бессовестно кокетничаешь…
— Чушь! Я со всеми так себя веду. Зато, когда наш сеанс кончается, с каким нетерпением он ждет тебя!
— Уж это точно твои фантазии. Он любит со мной поговорить на профессиональные темы, не отрицаю. Но говорит он в основном о тебе…
В конце концов выяснилось, что правы были мы обе.
Как-то раз Виолетта сразу после визита к Вадиму должна была срочно ехать в аэропорт Шереметьево — встречать каких-то родственников Аргамакова. Мне с нею было не по пути, и я осталась на Тверской-Ямской, сказав ей, что доберусь до дома самостоятельно. Виолетта с Витей уехали, а я осталась побеседовать с Вадимом. Была пятница, конец рабочей недели, и Вадим никуда не торопился. Впрочем, он и в другие дни особенно никуда не торопился. В этот день я решила оставить все свои дела и немного отдохнуть. Марк пока так и не появился, он позвонил из Испании и сообщил, что вынужден задержаться на пару дней. А общество Вадима меня развлекало.
Наш разговор начался с того, что Вадим вновь мне заявил — у Виолетты шизофрения. Я снова с ним поспорила, терпеть не могу, когда люди прилепляют ярлыки к тому, что им непонятно, и на этом успокаиваются. В таком случае почему бы ему не поставить диагноз шизофрении мне, да еще параноидной, с бредом преследования, — ведь он же не верит, что моей жизни угрожает опасность?
— У вас не шизофрения, Агнесса. Ваши представления о таинственных преследователях — плод патологического фантазирования. Это связано с вашим комплексом Электры[9].
Сказать, что я онемела, значит, ничего не сказать. Впрочем, я довольно быстро оправилась и расхохоталась; правда, боюсь, что мой смех звучал неубедительно:
— Вадим, по-моему, это у вас патологические фантазии!
— Нет, я совершенно серьезно! Послушайте меня внимательно. Я давно хотел поговорить с вами об этом. Мы так много с вами беседовали в последнее время, и вы мне страшно интересны. Я долго пытался понять, в чем ваша проблема.
— Ну и?
— Агнесса, я многое слышал от вас о матери, с которой у вас сложные отношения любви-ненависти, и ничего об отце. Мать вы до сих пор воспринимаете как соперницу. Знаю, что ваш отец умер, когда вам было шестнадцать, но вы о нем не вспоминаете. Зато в вашей жизни слишком много места занимает двоюродный брат. Это, очевидно, та фигура, которая в ваших бессознательных представлениях заменила отца. Вы слишком привязаны к нему, чтобы в вашей жизни оставалось место для других мужчин. Отсюда ваш неудачный брак. Отсюда ваши неудачи в отношениях с любовниками. На самом деле вам никто из мужчин не нужен, вам нужен только брат. Вам может казаться, что вы кого-то любите, но на самом деле это не так. Вы счастливы только тогда, когда у брата нелады с женой, тогда вы ему нужны. Когда его семейная жизнь налаживается, вы увядаете. Вы не можете построить ни с кем прочных отношений, потому что не умеете отдавать себя мужчине, вы нарцисстичны, вы застыли на стадии анальной фиксации…
— Довольно!
Если отбросить всю эту психоаналитическую терминологию, то, возможно, кое-что из того, что он говорил, и было правдой, но я не желала это слушать. Я неплохо справляюсь с жизнью и такая, какая есть.
Я встала и собралась уходить, но тут Вадим вскочил и схватил меня за руку:
— Постойте, Агнесса, я не хотел вас обидеть. Наоборот, я хотел вам помочь. Я уверен, что если вы избавитесь от детской фиксации, то научитесь любить, и это принесет вам счастье.
— Вот как! Это ты, ты научишь меня любить?! — В негодовании я не заметила, как перешла с уважительного «вы» на пренебрежительное «ты».
— Да, я! Мы пройдем этот путь вместе, я и ты! С самого начала, как только ты зашла в этот кабинет, я понял, что в моей жизни что-то свершилось! Я полюбил тебя не с первого взгляда — нет, я привязывался к тебе постепенно, когда смог оценить твой ум, твою проницательность… Ты замечательная женщина, Агнесса. — И он нагнулся, чтобы поцеловать мои пальцы.
Только тут до меня дошло, что мне признаются в любви. Я отдернула руку и произнесла спокойным, уверенным и в то же время ласковым тоном, как мать, утешающая ребенка:
— Вадим, я очень ценю твое отношение ко мне, но уверяю тебя, ты ошибаешься.
— Агнесса, дорогая моя, как я могу ошибаться? Я знаю, что ты мне необходима.
— Вадим, я уверена, что ты говоришь в аффекте: когда ты успокоишься, то поймешь, что твое отношение ко мне выдумано и идет от разума, а не от чувства. В конце концов, ты меня на десять лет младше…
— Я не ребенок, я слишком хорошо знаю, что такое любовь. Ты — та женщина, которая мне нужна. И если я тебе сейчас безразличен, то я сумею тебя завоевать. В конце концов, я тебе тоже нужен — без меня ты вряд ли справишься со своими проблемами.
Какая уверенность в собственной непогрешимости! Я разозлилась:
— Вадим, ты торопишь события. Ты меня совсем не знаешь, ты знаешь обо мне только то, что я сочла нужным тебе сказать. И если ты влюблен, то вовсе не в меня, а скорее в Виолетту!
Вадим покраснел — нет, даже побагровел до корней волос. Я поняла, что попала в точку, и тут меня охватило вдохновение:
— Откровенность за откровенность! Знаешь, почему ты упорно ставишь Виолетте диагноз шизофрении, хотя в трезвом состоянии эта женщина находится в абсолютно здравом уме? Да потому, что ты в нее влюблен! Это в нее ты влюбился с первого взгляда, с того момента, как она вошла в кабинет! Да и как в нее не влюбиться — красавица, каких немного, и умная при этом, а уж это совсем редкое сочетание. Но ты с самого начала знал, что твоя страсть абсолютно безнадежна. Виолетта для тебя была недосягаема. Даже если бы она и обратила на тебя внимание как на мужчину, то что ты, нищий аспирант, мог ей предложить, ей, которая жизни не представляет без «мерседеса» и норковой шубки? Ты ведь у нас идеалист, тебя бы никогда не устроила связь с замужней женщиной, то есть не просто с замужней женщиной, а той, которую ты любишь, ты не смог бы оставаться на втором плане и довольствоваться малым. Ты все это понимал — и вытеснил свою любовь. Здоровую Виолетту любить можно, пусть безнадежно, но это твоя беда. Но нельзя любить шизофреничку, нельзя любить сумасшедшую, это уже профессиональное табу. Как бывает смещенная агрессия — агрессия не по адресу, так, очевидно, бывает и смещенная любовь. И тебе показалось, что ты любишь меня. Очнись и посмотри правде в глаза!
