Сейчас ночь, и опять страхи преследуют меня. Спать не могу. Все думаю о папе и маме в комнате с зарешеченными окнами, и ощущаю внутри себя ребенка. Нуну, пожалуйста, позаботься о Женевьеве. Я оставляю ее на твое попечение. Может быть, сейчас у меня достанет мужества, которого не хватило папе. Если бы ему это удалось, многим из нас от этого стало бы лучше. Моя маленькая Женевьева никогда не родилась бы... Нуну избавилась бы от страхов... Я никогда бы не родилась... Мой отец был прав. Вот она, бутылочка из зеленого стекла. Тетрадь я положу в шкаф вместе с теми другими и Нуну найдет ее. Она любила читать о тех днях, когда я была маленькой, она говорит, что они напоминают ей о прошлом. Она объяснит им, почему... если я смогу. Правильно ли я делаю... Теперь я попробую заснуть... Если не смогу... Утром я напишу, что так чувствуют себя люди ночью... Днем все, выглядит по-другому. Но папе не хватило мужества... Хватит ли у меня... Хватит ли...»
На этом запись оборвалась. Но я знала, что произошло. Она нашла в себе то, что называла мужеством, и из-за этого той ночью она и ее неродившийся ребенок умерли.
Картины, вызванные к жизни записями Франсуазы, целиком заняли мое воображение. Я так ясно все себе представляла: дом, наполненный мрачной тайной; комнату с зарешеченным окном, ограду у камина; высоко на стене лампа; неистовая и страстная женщина; муж-аскет, не находящий в себе сил противиться ее чарам; его борьба со своими чувствами; он предается страсти и в результате получает то, что его фанатичному разуму кажется возмездием. Рождение Франсуазы, вечная слежка, воспитание в уединении... а потом брак с графом. Я поняла, почему этот брак был неудачным с самого начала. Невинную и невежественную девушку учили относиться к супружеству с ужасом; оба разочарованы: она — страстным молодым мужем, он — холодной женой.
И все в замке знали о том, что брак неудачен, и когда Франсуаза умерла от передозировки настойки опия, все задались вопросом: не дело ли это рук мужа?
Это было жестокой несправедливостью, и виновата в этом Нуну. Она читала то, что прочла я; она знала то, что я только что обнаружила, и при этом она позволила подозревать графа в убийстве жены. Почему она не показала ему эту тетрадь, в которой все так понятно изложено?
Граф должен знать правду.
Я посмотрела на часы. Граф должен быть в саду. Он, наверное, недоумевает, почему я не пришла к нему, как обычно. Мы имели обыкновение сидеть у пруда и строить планы на будущее, обсуждая свадьбу, которая состоится, как только он полностью выздоровеет.
Я пошла к нему — он сидел один и с нетерпением ждал меня. Он сразу понял, что что-то произошло.
— Даллас! — в голосе его прозвучала нежность, которая всегда трогала меня; теперь же она лишь наполнила меня яростью оттого, что его, невинного человека, несправедливо обвинили.
— Я узнала правду о смерти Франсуазы, — выпалила я. — Теперь все должны узнать. Она вся здесь... она написала об этом сама. Все ясно. Она покончила с собой.
Я увидела, какое впечатление это произвело на него, и с победным видом продолжала:
— Она вела небольшие дневники. Они все у Нуну. Нуну знала... и ничего не сказала. Она позволила обвинить тебя. Это чудовищно. Но теперь все узнают.
— Даллас, дорогая, ты взволнована.
— Взволнована! Я открыла эту тайну. Теперь я могу показать это... признание… миру. Больше никто не посмеет сказать, что ты убил Франсуазу.
Он положил свою руку на мою. — Расскажи мне, что ты обнаружила, — попросил он.
— Я решила выяснить. О существовании тетрадей я знала. Нуну показывала мне некоторые из них. Поэтому я пошла к ней. Она спала5 шкаф был открыт... я взяла последнюю. Я догадывалась, что там должна быть какая-то разгадка, но не думала, что найду такой ясный и неоспоримый ответ.
— Что ты нашла?
— Она покончила с собой из-за страха перед безумием. Ее мать была сумасшедшей, и отец сказал ей это в бреду после удара. Он рассказал ей, как пытался убить ее мать... как ему это не удалось... но было бы лучше, если бы удалось. Понимаешь? Она была такая... неискушенная. Это сквозит во всех ее дневниках. Она безропотно воспринимала все, что ей внушали... Признание здесь... яснее не бывает. Никогда больше никто не обвинит тебя в убийстве.
— Я рад, что ты нашла это. Теперь между нами нет тайн. Наверное, я должен был сам рассказать тебе. И я сделал бы это через какое-то время. Но я боялся, что даже ты могла выдать взглядом... жестом...
Я испытывающе посмотрела на него. — Конечно, я знала, что ты не убивал ее. Ты же не думаешь, что я поверила в эти абсурдные слухи?
Он взял мое лицо в ладони и поцеловал. — Мне нравится думать, — сказал он, — что ты сомневалась и любила меня одновременно.
— Это правда, — согласилась я. — Я не понимаю Нуну. Как могла она знать и молчать?
— По той же причине, что и я.
— По... той же?
— Я знал, что произошло. Она оставила мне записку с объяснением.
— Ты знал, что она убила себя и при этом позволил им...
— Да, я знал и позволил.
— Но почему... почему? Это так несправедливо... так жестоко...
— Я привык к людской клевете и по большей части заслужил, чтобы обо мне говорили дурно. Ты же знаешь, — я предупреждал тебя, — что ты выходишь замуж отнюдь не за святого.
— Но — убийство...
— Теперь это наша тайна, Даллас.
— Но я собираюсь рассказать о ней.
— Нет. Ты кое о чем забыла.
— О чем?
— Женевьева.
Я посмотрела на него и поняла.
— Да, Женевьева, — продолжал он. — Ты знаешь, какая она — неистова, легко возбудима. Как легко было бы сделать с ней то, что произошло с ее бабкой. Пока ты здесь, она немного изменилась. Нельзя ожидать... но я думаю, что легче всего свести человека с ума постоянной слежкой, предполагая, что семя порока в ней разовьется. Я не хочу, чтобы на нее так смотрели. Я хочу, чтобы у нее была возможность вырасти в нормальных условиях. Франсуаза убила себя ради ребенка, которого ждала; я могу по крайней мере выдержать сплетни ради нашей дочери. Теперь ты понимаешь, Даллас?
— Да, я понимаю.
— Я рад, потому что теперь между нами нет тайн.
Я смотрела на пруд. Было жарко, день клонился к вечеру. Я приехала сюда лишь год назад. Столько произошло за один короткий год!
— Ты молчишь, — сказал он. — Скажи мне, о чем ты думаешь?
— Я думала обо всем, что случилось с тех пор, как я сюда приехала. Все совсем не так, каким казалось мне, когда я здесь появилась... когда увидела тебя впервые. Ты показался мне совсем не таким, какой на самом деле... и теперь я вижу, что ты способен на... великую жертву.
— Дорогая, ты все слишком драматизируешь. Эта... жертва недорого мне стоит. Какое мне дело до того, что обо мне говорят? Ты знаешь, я достаточно дерзок, чтобы сказать людям: «Говорите, что хотите.» И хотя мне нет никакого дела до всего мира, есть некто, чье мнение очень важно для меня... Вот почему я сижу здесь, наслаждаясь ее одобрением, и даже позволяю ей возвести меня в ранг святого. Я знаю, что она, конечно, скоро обнаружит, что это иллюзия... но как приятно поносить нимб хоть немного.
