– Отдохните, – говорили ей.
– Приходите завтра…
– Он не слышит вас…
И она уходила, чтобы прийти снова и сидеть рядом, держа его руку в своей. Она говорила с ним, вспоминая истории из детства, маму, отца, и то, каким он был сорванцом, а потом, как он забрал ее в Москву, и их дом в Завидово, как они были счастливы…
– Помнишь, как ты учил меня ездит на машине? Я все время путала передачи, и ты купил мне автомобиль с автоматической коробкой…
– Неужели ты не слышишь меня? Нет, я уверена, что ты слышишь и все понимаешь. Недавно приезжал Александр Дмитриевич, он простил тебя, слышишь? Никто не держит на тебя зла. Все, все простили тебя: и Рита, и Андрей… Ребеночек их нашелся, такая радость! Так что ты выздоравливай, и мы будем счастливы по-прежнему, обещаю.
Она осторожно касалась губами его лба, гладила жесткие волосы и ждала его возвращения.
Вику так и не нашли.
Кузнецов вернулся из Австралии и рассказал, что все боле или менее налаживается. Возможно, ока удастся Валентине приехать с ребенком в Швейцарию, чтобы Рита и Андрей, наконец, смогли увидеть сына. Они по-прежнему находились в клинике, хотя теперь Рите было гораздо лучше.
Соболев старший вернулся в Москву, туда же выехали Маша и Сергей Иванович.
Шахматов находился в военном госпитале, теперь он числился просто пациентом, у него больше не было имени. Он так и не приходил в себя. Хотя его выздоровления с большим нетерпением ждала не только сестра, но и Интерпол. Безымянный пациент обладал бесценной информацией, которую спецслужбы надеялись от него получить.
Сергей Иванович разрешил Маше посещать брата. Приходил в госпиталь и Соболев. Он действительно простил своего бывшего врага, отлично понимая, что он обязан Шахматову жизнью, причем не только своей.
– Страшную цену иногда платит человек за свои грехи, – задумчиво сказал Соболев Сергею Ивановичу после посещения палаты с засекреченным пациентом. – Что говорят врачи? Он совсем безнадежен?
– Будем надеяться, – ответил Сергей Иванович.
– Да, в данном случае – это единственное, что мы можем.
Бесплотные монахи, тихими тенями падали ниц перед мощами Сергия Радонежского. Пропустив их, Маша робко приблизилась, медленно опустилась на колени и, не смея коснутся святыни, беззвучно молилась о даровании исцеления брату своему Борису.
Осень в цветных одеждах бродила по Сергиевой лавре, красила золотом листопада брусчатый двор, широкими мазками солнечных лучей высвечивала древние храмы, заставляла ярче сиять купола.
Закончив молится, Маша вышла во двор и устало присела на скамейку. Где-то ворковали голуби, журчала святая вода, изливающаяся из небольшого фонтана, негромко переговаривались немногочисленные в этот день туристы.
Вскоре к скамейке подошел молодой священник с семейством: сынишкой лет двух и совсем юной красавицей матушкой. Они попросили разрешения присесть рядом, Маша с удовольствием подвинулась, давая место. Она любила смотреть, как играют дети. Мальчик сразу же сполз с коленей отца и бросился к фонтану, мать поспешила следом. Она подхватила ребенка на руки и подставила его ладошку под струю воды. Нежная, с большими серыми глазами и светлым локоном, выбившимся из-под легкой шали, мать что-то рассказывала своему сыну, такому же сероглазому и светловолосому, как и она. Они улыбались друг другу, священник, наблюдая за ними, тоже улыбался. Умиротворением и тихим счастьем повеяло на Машу, коснулось слегка, заставило сильнее забиться сердце.
– Какая славная у вас семья, – невольно проговорила она, обратившись к незнакомому батюшке.
– Спаси Господи, – ответил он, растягивая гласные, – вот, приехали меня поддержать, экзамены сдаю, в академию.
– Божией помощи, – Маша слегка поклонилась, – стало быть, вы абитуриент?
– Да, выходит – так, – сказал батюшка, – а вот и мои коллеги.
Машин собеседник встал и подошел к нескольким священникам с весьма озабоченными лицами. Посыпались вопросы, будущие студенты Духовной академии спрашивали друг у друга, как прошел последний экзамен, когда вывесят списки поступивших и где взять методические указания.
Маша почему-то заинтересовалась разговором и присмотрелась к священникам внимательнее. Только теперь она увидела, что все они разного возраста; вот те двое – совсем еще юноши, почти мальчики, Маша заметила, что у них нет наперсных крестов, значит, они не были рукоположены в сан; рядом с ними молодой ухоженный батюшка в дорогой рясе и с позолоченным распятием на груди, другой худощавый высокий с лицом, на котором горели глаза подвижника, и отец семейства – человек крупный, уже начавший лысеть и заплывать жирком, хотя, несомненно, молодой, скорее всего – они ровесники…
Ведь Маше уже тридцать два года! Тридцать два, пожалуй, ждать нечего. Все прошло. Она так и осталась девушкой, да что там – старой девой! И, не смотря на то, что она все еще была очень хороша, она знала об этом! О, нет, она никогда не кичилась своей внешностью, даже наоборот, Маша никогда не уделяла себе какого-то особенного внимания. Вот и сейчас на ней было простое бордовое шерстяное платье, да кашемировая шаль, наброшенная на голову. Косметикой она не пользовалась. Но ее губы были сочными и яркими, как нарочно; ресницы – густые и длинные бросали причудливые тени на нежную кожу щек, брови она никогда не выщипывала, и они лежали двумя широкими ровными дугами, украшая ее и без того безупречное чело.
К оживленно беседующим абитуриентам присоединился еще один, Маша лишь слегка скользнула взглядом по его черному одеянию и снова углубилась в свои мысли.
День давно перевалил за вторую свою половину, скоро начнется вечерняя служба. Маша решила дождаться ее, чтобы встретиться со своим духовным отцом. Когда-то давным-давно, ее верующая тетка была регентом церковного хора, а так же преподавала в семинарии. С тех пор Маша поддерживала отношения со многими выпускниками этой семинарии. Один из них впоследствии принял постриг, стал иноком, и теперь жил в Сергиевой лавре, будучи уже священником. Звали его отцом Варнавой.
Именно к нему приехала Маша, именно его дожидалась. В голове ее назрел очень важный вопрос, он мучил ее уже довольно давно. Последние же события заставили вернуться к этому вопросу и заново спросить себя: что я делаю в миру?
– Мария Петровна? – негромко прозвучал чей-то голос рядом.
Маша встрепенулась, подняла глаза на спросившего. Несколько секунд она недоуменно разглядывала его, того самого абитуриента, или студента, который подошел последним. Что-то знакомое почудилось ей, но она все же не узнавала, или не торопилась узнать…
