– А она не догадывается, чем ты занимался в последнее время?
– Нет. Я ничего ей не говорил.
– И правильно. Незачем рассказывать все, – похвалила его Лиза. – Ты и так уже достаточно болтал. Скажи спасибо, что мне все рассказал, я тебя не выдам.
– Не выдашь? – Его глаза наполнились слезами. – Лиза, я ведь не виноват, я не хочу в тюрьму! Я не хотел ее убивать! Ты бы на моем месте тоже не выдержала! Это она виновата, пистолет на меня навела! Хотела выстрелить! Я оборонялся!
– Знаешь, давай, не будем об этом! – попросила она. – Иначе я снова сорвусь… Не могу об этом думать! И не верю, что ты это сделал! А может, ты соврал, а?
– Сама сказала – не будем больше об этом, – мрачно ответил он. – И я тебе не врал. Я вообще тебе не вру. Даже самому смешно.
– Ну-ну… – вздохнула она. – Значит, закончили эту тему. Попробую забыть. Во всяком случае, можешь не бояться, что я пойду в милицию и стану капать на тебя. Сама нечиста – часы-то украла!
А потом… Если свидетельствовать, то уж против вас обоих.
– Против кого? – Он поднял глаза. Черные, влажные, со слипшимися длинными ресницами, они были совсем девчоночьими, детскими. – Ты это про кого говоришь?
– Про вас с Олегом, – пояснила Лиза. – Я уже столько скрыла от милиции, что просто глупо туда идти. Мне самой страшно, что будет, когда все это вылезет наружу? За молчание ведь тоже сажают…. Что мне делать?
– Откуда я знаю, – ответил он неожиданно злобно. – Во всяком случае, молчать ты будешь не из-за меня, верно? Из-за него! Так какое мое дело! Я тут вообще сбоку припека!
– Ты чего разорался? – добродушно" удивилась она. – Нервы не в порядке? Главное, буду молчать, а уж все остальное на моей совести. И почему я вечно страдаю за других?
– Ну, из-за меня ты можешь не страдать! – фыркнул он. – Иди, доноси! Главное, про него молчи!
– Это почему – главное? – удивленно переспросила Лиза. – Ты свой польский гонор брось! Или…
О Господи! Ну ты как ребенок! Ты что, ревнуешь?!
– Нужна ты мне… – грубо и неловко ответил он, и Лиза почему-то сама покраснела. Отошла к окну, прижимая ладони к горячим щекам, и зажмурилась.
Постояла так немного, чтобы успокоиться, хотя при этом твердила себе, что все это страшная чепуха, что мальчишка запутался, сошел с ума, что его надо немедленно выгнать. Но вместо того чтобы сделать это, она, не поворачиваясь, быстро заговорила:
– Знаешь, не надо так убиваться. Матери, они странные. Моя, наверное, любит меня, но не звонит мне уже месяц. А почему? Хочет, чтобы я повзрослела и стала жить своей жизнью. А как я живу? Получается такая неразбериха, что просто ужас. Я сама виновата, слишком надеялась на других. Надо было раньше взрослеть. Я, знаешь, уважаю тех, кто сам зарабатывает себе на жизнь. Но я не такая. А она хочет, чтобы я вдруг стала такой. Но ведь она сама для этого ничего не сделала! Бросают тебя одну и требуют, чтобы ты сразу поумнела. А ты начинаешь гибнуть… И кто виноват? Ей просто надоело возиться со мной, и Олегу тоже… И брату. Я всем надоела. Нельзя быть беспомощным, иначе тебя растопчут. Это я теперь понимаю. – Она похлопала себя по щекам, как будто дала несколько пощечин, и продолжала:
– Ты только не расстраивайся. Может, и к лучшему, что она тебя выгоняет. Нет, не к лучшему, но ты все равно не расстраивайся. Она так, сдуру сказала такое. Сейчас, наверное, раскаивается. Она же мать! А ты тоже хорош, обижаешься. А что ты сделал, чтобы она так не говорила? Ты разве работаешь?
– Нет, – убито ответил он.
– – Ну вот видишь! Значит, ей просто не под силу тебя содержать. Да еще и друг у нее появился… Она ведь тоже хочет пожить, тоже хочет быть молодой…
– Ей сорок четыре года!
– Ну и что? – резко обернулась Лиза. – Когда тебе будет сорок четыре, посмотрю я, как ты будешь цепляться за жизнь!
– Мне никогда не будет сорок четыре.
– Это почему?
– Нипочему… – ответил он и забился в угол дивана.
Лиза с минуту смотрела на него, потом рассердилась:
– Ты что задумал? Придурок! Мальчишка! Сначала Любку прикончил, теперь решил за себя взяться?!
Идиот! Как только тебя немножко потрепало, сразу помирать решил?!
– Я не хочу в тюрьму… – Он закрыл лицо руками и снова часто задышал – заплакал. – Я там умру!
Я не хочу туда! Я не виноват!
– Ну вот, приехали… – Лиза подошла, погладила его по плечу, он капризно дернулся, отодвинулся, затих. – Никто тебя не посадит. Скажи, кто тебя видел?
Ну там, у Любки?
– Двое… – простонал он. – Девочка со щенком и потом пьяный мужик… Он спросил у меня, который час, он меня запомнил!
– Скверно… А мужик был очень пьяный?
– Очень.
– Ну тогда еще не все пропало. И потом, кто тебя опознает? Ты ведь не Любкин знакомый. Да, наверное, ее уже нашли… Скверно, очень скверно… Как подумаю… – Она вздохнула. – Но пока тебя не нашли, не бойся заранее, иначе все силы растеряешь. Мать всерьез велела тебе убираться?
– Да, наверное… Он теперь будет жить у нас.
– Ее друг? – догадалась Лиза.
– Да. Чтоб он сдох! – крикнул Феликс, поднимая голову и сжимая кулаки. – Я его терпеть не могу!
– Да ладно тебе… Успокойся! Тебе надо оттуда уехать.
– Куда?
– А сюда, – просто предложила Лиза и увидела, как он дернулся. – Что? Я серьезно предлагаю. Перебирайся пока сюда, потом посмотрим, что делать. у, – Да ты что? – Он не сводил с нее испуганных глаз. – Как же я буду тут жить? Я… А спать я где буду?
– Ну ты, Людовик Пятнадцатый! – рассердилась Лиза. – Тебе что, кровать с балдахином поставить?!
Тут есть матрац, положу на пол, белье найдется. Привыкай к трудностям. И скажи «спасибо». Этому тебя мама учила?
Он растерянно скручивал и раскручивал длинный темный локон, спадавший ему на плечо. Волосы у них с Лизой были почти одинаковой длины, и только теперь она поняла, что внешне они немного похожи. Это ее насмешило. Их с Феликсом вполне можно было принять за брата и сестру.
– Эй, подкидыш! – фыркнула она. – Где моя одежда? Ты в ней тогда сбежал – Одежда? Дома у меня… Мать устроила мне сцену, когда я переодетый пришел.
– Да, представляю себе! А твои шмотки я постирала. Зря хвалят эти новые порошки, ни фига они не отстирывают. Скажи спасибо, что джинсы были черные. А рубашку ты загубил. – При слове «загубил» она вспомнила, что загублена была не только рубашка, и помрачнела. А он как ни в чем не бывало улыбнулся и сказал:
– Мать учуяла, что от футболки пахнет твоими духами, сказала, что рано я начал шататься по девкам. А я ей сказал, чтобы не говорила, чего не знает. А она…
– Наверное, дала тебе по морде, – предположила, Лиза. – Насколько я себе представляю.
