6
— Ну ма-а-ам, — проныла Катя.
— Не мамкай, — я обмотала ее теплым шарфом, сняла её перчатки, и надела на её ладошки более теплые.
— Жарко!
— Хочешь лепить снеговика — терпи. А то заболеешь, и проваляешься с соплями. И никаких снеговиков.
— Ладно, — пробубнила она.
— Буп, — ущипнула я дочку за носик, она возмущенно отпрыгнула от меня, и пошла к нашему соседу.
К Егору.
А я запрыгать от радости готова — моя Котька говорит! Нет, даже не говорит, а болтает! Вон, крутится вокруг этого мужика, рот не закрывается. Немного обидно, что я вчера чуть ли не силой выдавила из дочери пару предложение, тогда как с чужаком она за милую душу беседы ведет.
Но… пусть! Пусть так! Зато сейчас я смотрю на своего ребенка и, наконец, узнаю её прежнюю! И это такое счастье, что мне плевать на правила приличия.
Раньше если бы Катя так доставала вопросами чужого человека, я, как любая мать, извинилась бы, и попросила дочку вести себя прилично, и не мешать человеку. Но сейчас мне на эту вежливость категорически наплевать!
— Прости, мужик, придется тебе терпеть, раз с тобой моя Котька желает общаться, — тихо пропела я себе под нос, любуясь жизнерадостной дочкой.
— Мам, а ты чего стоишь? — Катя отвлеклась от нашего соседа.
— А чем мне еще заниматься?
— В снеговике три шара. Нас тоже трое, — подсказала дочь. — Я леплю средний, дядя Егор — самый большой, нижний.
— А вы, Настя, лепите голову, — подмигнул мне Егор.
— Я? — ткнула я себя ладонью в грудь.
Боже, да я снеговика лепила… а когда я его лепила-то? Классе во втором, наверное, и то быстро утомилась. Скучно мне стало, и я побежала искать новое занятие, бросив один шар от снеговика. Помнится, до весны у нас во дворе он стоял. Последним растаял, уже грязный лежал посреди участка, как немой укор моей непоседливости.
— Ты! Мам, тебе же самый маленький нужно слепить, — топнула Котька ногой.
— Да, присоединяйтесь-ка к нам.
— Давайте я буду в роли чирлидера: группа поддержки и ваше вдохновение, а? — предложила, надеясь отказаться от этого сомнительного занятия.
— Ну ма-а-ам, — надулась Катя, и дернула Егора за рукав: — Скажите ей!
— Говорю: присоединяйтесь, — мужчина как-то по-доброму мне улыбнулся. — А то несправедливо получится: мы работаем, а вы — отдыхаете. Давайте, Настя, покажите ребенку пример. Или вы не справитесь с задачей слепить шар?
— Я не справлюсь? Я? Пф, — я достала из кармана свои утепленные перчатки, надела их, и принялась за лепку.
Так, ну и как это сделать?
— Хм, — я слепила снежок, наклонилась, сгребла еще снега, и принялась формировать шар побольше, прислушиваясь к трепу за спиной.
Катька, молчавшая месяц, дорвалась, и устроила настоящий допрос. И мне бы его остановить, конечно, но… нет! Пусть меня сосед плохой матерью считает, пусть думает что я ращу нахалку, но дочку я больше в жизни не стану затыкать!
— А кем вы работаете? — прощебетала Катя.
— У меня свой бизнес в сфере айти.
— С компьютерами работаете?
— Можно и так сказать.
— А сколько вы зарабатываете? — выдала Катька.
Я фыркнула. Смотрим мы одного интервьюера на Ютюбе, Катя видимо у него коронный вопрос и позаимствовала.
— Не бедствую.
— А точнее? — надавила Катя.
Я обернулась, и скорчила прошупрощебное выражение лица, на что сосед только хохотнул.
— Назвать сумму? — спросил он.
— Было бы неплохо.
— Ладно, — он наклонился, и прошептал что-то Катьке на ухо.
Это недостойно взрослой женщины, но во мне взыграло любопытство пополам с возмущением — а что это он Кате говорит о заработке, а во всеуслышанье, чтобы и я узнала — нет?!
— Что за секретики? — подала я голос, и дочка взглянула на меня самодовольно.
— Тебе дядя Егор если захочет — скажет сам, мам. Лепи давай.
Вот зараза, а!
— А своя квартира у вас есть?
— Есть.
— А сколько комнат?
— Три.
— Всего-то? — возмутилась Катя, и я прикусила губу, чтобы не расхохотаться.
Еще несколько вопросов, и мне придется прекратить это безобразие.
— Я один живу, ребёнок. Когда нет жены и детей, скажу уж как есть, мужику хватает шалаша, а у меня — трешка.
— Значит, детей у вас нет. А жена была?
— Катя, — покачала я головой. — Хватит. Простите, Егор.
— Ничего. Жены нет и не было.
— А почему не было?
— Катя! — надавила я.
— Не до того было, — ответил моей дочке Егор.
— А…
— Кать, лучше расскажи нам о своих одноклассниках! — прервала я отбившуюся от рук дочь. — Катя, кстати, сейчас на домашнем обучении. Но раз уж заговорила, то в январе можно вернуться в школу. Да, Кать?
Катя пожала плечами, и снова дернула Егора за рукав.
— Дядя Егор, покажите маме, как нужно шар катать. А то снеговик у нас будет безголовый.
Егор оставил свой шар, подошел к моему позорному мутанту-снежку, и принялся катать его по снегу.
— Вот так. Катайте, снег налипнет сам. Может, на ты перейдем? — спросил он тихо, и я кивнула. — Ты говорила что Катя на домашнем обучении, и что-то о том, что она заговорила. О чем это ты, если не секрет?
— Не секрет, — ответила я полушепотом. — Во-первых, я извиниться хотела, что дочке позволила такие вопросы задавать. Не решалась я осадить её. Катя молчала месяц. Почему молчала я не хочу говорить, это…
— Личное?
— Да, — поморщилась я. — Личное и неприятное. Со мной дочка не говорила до вчерашнего вечера. Вчера вытащила из нее пару слов, и всё. Но с тобой, — я пожала плечами, недоумевая, чем же привлек Егор мою дочь, — сам видишь — болтает, не в силах замолчать. Потому она и на домашнем обучении, кстати. Перешла во второй класс, поучилась, а потом замолчала. Пришлось самой взяться за её обучение.
— И как? — Егор перекатил свой шар поближе к моему.
— Программу второго класса я осиливаю, — поделилась я. — Тяжеловато, конечно, в тишине учить ребенка. Но те же четверостишия, которые она должна наизусть учить и читать, я разрешаю ей записывать по памяти. Так и проверяю знания, которые она должна заучивать. Справляюсь. Но надеюсь, тишина позади. И, кажется, благодаря тебе.
