Я вижу, как некоторых на свою проклятую телегу грузит Степан, тех, кто не доехал, не пережил.
Когда все заняли места, работы не убавляется, теперь мы бежим к колодцу, деремся за ведра, чтобы дать попить больным. На каждого помогающего по двадцать зараженных. Каждого из них нужно напоить, обмыть лицо, наложить повязки на раны. Шептать в их уже не слышащие уши, что нужно немного подождать лекаря.
Но лекарь не идет. На каждого с даром по тридцать нуждающихся. Он тратит от минуты до часа на каждого, катастрофически не успевая.
Все чаще мелькает повозка Степана, все больше тел вмещает его телега, и кажется уже, что до госпиталя доходит ужасный запах гари.
Я обхожу своих подопечных, стирая с лица пот и пыль земли, облегчаю их ожидание. Когда один из них не открывает глаза, я все еще трясу его за плечо, зовя, пока кто-то из медсестер не подходит ко мне и не бьет ладонью по лицу. Из глаз хлынули слезы, казалось, будто я задыхаюсь. А погибшего мужчину уже увозила телега.
К вечеру в живых из трех сотен остаются пятьдесят.
Я сижу на грязных и воняющих тряпках, где недавно еще лежали люди. Не могу заставить себя встать. Из людей, за которыми ухаживала я, до вечера никто не дожил. Старшие женщины оправились легко, начав тут же убирать одеяла и улицу. Меня они не трогали, потому что недавно пережили то же самое, но уже очерствели.
Встаю, только когда мышцы сводит неприятной судорогой, ковыляю до своей палатки, оставляя позади себя ужас смерти. В темноте ночи я вижу, как пылает не затихающий ни на минуту костер.
Дивионец все так же мирно спит. Я валюсь на кровать, не в силах снять вещи, пропахшие чумой. На грязных щеках дорожки от слез, которые я, кажется, выплакала полностью. Внутри ничего нет.
В палатку заходит Неймар, я смотрю на его уставшее лицо и на кровь на его одежде. Не могу сказать нечего. Он подходит к кровати, поднимает меня и обнимает, крепко прижимая к себе. Я утыкаюсь лицом в его плечи. От осознания того, что и он не выдерживает всего этого, становится страшно.
- Невыносимо, - шепчу.
- Знаю, - говорит он глухо. - Дай мне секунду, - просит, и я обнимаю его в ответ, как друга, как брата, как человека, которому нестерпимо больно видеть эти потери.
Мы стоим так минут пять, затем Неймар, ничего не сказав, отпускает меня и уходит. А я возвращаюсь на кровать, чтобы забыться в кошмарном сне.
***
(Кишира)
Эрридан сидит за столом в трактире, выпивая восьмую кружку браги. Он переселился подальше от Элфира и Исая. Теперь этих мужчин не связывает ничего. Сона сбежала, оставив клочок письма.
Оборотень не побежал за ней лишь потому, что разглядел в побеге стремление сбежать от такой жизни. От них. Ему было больно, и жгла обида, но он ее понимал и почти готов был отпустить.
Почти...
Но не сейчас.
Еще бокал, и он закрывает глаза, чтобы представить свою пару в мире, где они счастливы.
***
(Дивион)
Наутро меня будит старшая медсестра, я буквально валюсь с кровати. Она голосит, чтобы я умылась и переоделась, что я и делаю под ее грозным взглядом. А потом ведет к палаткам, чтобы я вышла на уборку.
- За вчера много чего нужно убрать. Все другие заняты с больными, а ты – новенькая, иди давай, - она подтолкнула меня в сторону одной из палаток. - Тряпки убери в мешок, потом отдай Степану, он их сожжет. Белье, что уже не отстирать, туда же. Что еще можно спасти, клади отдельно, потом отнесешь и постираешь в бане. Так, что еще, - женщина задумалась. - Подмети там и вынеси подушки и одеяла на улицу, пусть проветрятся. Чем больше сегодня уберешь, тем лучше, - я кивнула, медсестра дала мне ткань, чтобы прикрыть лицо.
В каждой из палаток госпиталя было по двадцать коек, стоящих в метре друг от друга. Начала я с того, что подняла полы ткани на входе, чтобы ветер вынес неприятные запахи. Потом начала осматривать кровати на предмет сохранившегося постельного белья. Результат был плачевный: больше половины тканей были грязные. Сложила те, что на выброс, на одной кровати, остальные - на другой. На характерные бурые пятна крови старалась не обращать внимания.
От запаха поначалу мутило, но потом стало легче, после нескольких часов работы ко всему привыкнешь. Использованные бинты и тряпье я смела метлой и убрала в большой мешок, уже заполненный грязным бельем. Когда в палатке было почти чисто, я вытащила две кровати, на одну сложила подушки, на вторую - одеяла. Спина нещадно болела, но, смотря как носятся другие, поняла, что жалеть себя не время, и принялась к уборке второй палатки.
К вечеру, когда за мной зашла тучная сестра, я убрала две с половиной палатки. Женщина застала меня за тем, что я уже минуту стою надо очередным окровавленным полотном, не двигаясь.
- Милая, ты умом не тронулась? - спросила она учтиво, я вздрогнула от громкости голоса и вышла из оцепенения.
- Нет, задумалась просто, - отвечаю ей, складывая грязные вещи в мешок.
- Все, отдохни, на сегодня хватит, - я кивнула, очень хотелось хотя бы сесть. - Сходи поешь и иди к себе, завтра рано разбужу, нужно поскорее это все закончить, пока новый поток не пришел. Не дай боги, - женщина сотворила оберегающий символ.
- Откуда они все пришли? - спросила я, выходя из госпиталя.
- Из дальних деревень, видно, не все полегли сразу. У нас-то в порту в один день все случилось.
- И давно?
- Недели две назад.
- И уже столько смертей, - покачала я головой.
- Не думай об этом, будет легче. Давай, беги кушать, а то все разберут, - она ушла к себе, а я поспешила к костру, где урвала себя тарелку супа.
Быстро прожевав все, даже не почувствовав вкуса, я пошла в свою палатку, чтобы прилечь на кровати, о которой так мечтала эти часы.
Поднимаю полог и вздрагиваю, когда замечаю сидящего на моей кровати Неймара.
- Мне уже начинать вас бояться? - спрашиваю я, входя. - Что-то случилось? - признаться, мне не хотелось кого-то видеть и говорить, я слишком устала.
