Глава 2 (1).
Вера продолжает хихикать, рисуя на стекле уже другие каракули.
— Да, я на встрече, в ресторане. Здесь гости с детьми… В общем, я тебя услышал, и я обязательно буду. Можешь на меня рассчитывать.
— Прекрасно!
— Извини, сейчас с партнёрами дела решаем.
— Хорошо. До связи.
Отключаюсь.
Поворачиваю голову к Евгению.
— Ты слышал?
— Слышал. Я же говорил, проблемы будут.
— Он не понял. Я тебя сейчас как друга близкого попрошу, пожалуйста, проследи, чтобы о Вере никто не узнал. Ни о ней, ни о… матери её. Для меня это очень важно!
— Пф… Хорошо, — с тяжёлым вздохом. — Охрану проинструктирую. Сделаю всё, как надо.
— Владимир Николаевич, мы подъезжаем. К чёрному входу, как вы и велели.
— Верно. Нас там должны встретить.
Вереница паркуется. Двигатель глохнет. Я отстёгиваю ремень безопасности, сначала свой, затем у Веры.
— Приехали, давай лапку! — протягиваю руку девочке.
— Лапки у котиков! Вот вы, дядя, неграмотный.
— А ты, значит, умная?
— Конечно! Я все буквы алфавита знаю, до ста считаю, по слогам читаю. И животных очень люблю! Только мама не разрешала никогда котика… даже рыбку не разрешала.
Крохотная ручка сжимает мою большую ладонь, и это просто как бальзам на раненную душу.
Строгая, значит…
Ведьма бездушная!
Ещё неизвестно, как ребёнка содержала, в каких условиях. Любит же со всеми подряд, ради денег…
Стоп, Власов.
Только не заводись.
Держи свой гнев глубоко внутри себя, ради ребёнка.
Даже думать об этой грязи не хочу.
Судя по обноскам у ребёнка, не сильно то и старалась жить достойно.
Проклятье!
Узнал бы о дочке раньше, я бы ей не просто рыбку, я бы ей целого слона подарил!
Оказавшись на улице, осматриваю светло-серое здание в пять этажей. Моё волнение становится максимальным. Потому что я понимаю, что через несколько минут, я увижу ЕЁ…
***
— За мной, пожалуйста, — суетливо просит главврач отделения, быстрым шагом семеня по длинному, унылому коридору в сторону реанимации, — на входе обязательно наденьте бахилы и халат.
Надеваю.
Через две минуты подходим к одному из боксов, в котором есть окно.
— Полина Агафонова… — кивает в сторону бокса и отходит.
Перед глазами внезапно сгустился туман. Я пошатнулся, когда увидел хрупкую, девичью фигуру, неподвижно лежавшую на больничной кровати, сплошь обставленную медицинским оборудованием.
Вначале не узнал её, из-за многочисленных ссадин и синяков по всей коже. Узнал только по очертаниям фигуры и по светлой копне волос, заплетённой в толстую косу. И по крику Верочки, когда она бросилась к стеклу, прижавшись к нему лбом и ладошками.
— Мама! Мамочка! Проснись! Это я! Я пришлаааа!
Тихонько попискивала малышка, постукивая кулачками по стеклу.
— Верочка, не шуми, пусть мама поспит, хорошо? Она очень устала, — легонько её приобнимаю.
— А когда мне можно будет к ней подойти? Когда она проснётся? Ну я правда, правда, очень соскучилась! — всхлипывает. Кулачками глаза трёт. А мою грудь изнутри жжёт. Дыры в ней выжигает от невозможности молниеносно повлиять на ситуацию с моими деньгами и возможностями.
Смотрю на Элеонору Валерьевну, та лишь губы поджимает.
— Владимир Николаевич, вы можете пройти в палату, но ребёнок пусть лучше останется здесь.
— Посидишь пока на диванчике?
— Но я к маме хочу…
— Немного позже, ладно? — провожу ладонью по пышной копне тёмных волос. — Нас слишком много.
— Хорошо.
Удивляет то, что она такая послушная, будто всё понимает.
Вера заметно приуныла, глазки заблестели от слёз. Развернувшись, с опущенной головой, прижимая куклу к груди, она побрела к дивану, который стоял у поста дежурной медсестры.
Захотелось сильно-сильно её обнять и заверить, что всё будет хорошо. Вот только я не был уверен в этих словах. Проблемы, выплывшие из прошлого, только начинались. И они набирали оборот.
— Проходите, только недолго…
Дверь бокса открывается. Делаю первый шаг, но резко останавливаюсь, будто сомневаюсь. Неприятный осадок даёт о себе знать. Но я блокирую его мыслями о дочке и продолжаю двигаться. Всё, что я делаю сейчас, я делаю ради неё.
Подхожу близко к кровати и застываю.
Это она…
В горле жутко пересыхает, по нервам бьёт мелкая дрожь.
Не знаю, что именно сейчас чувствую.
Вроде бы хочется за руку её взять… но я не решаюсь.
Всё же жалость внутри меня побеждает, и я несколько неуверенно, но мягко опускаю свою ладонь на её худую, бледную, практически белую руку.
Меня едва не разрывает от эмоций.
Первое прикосновение, спустя так много лет…
Сердце в галоп, и одновременно соль на рваные, открытые раны.
Полина лежит неподвижно с закрытыми глазами. На лице кислородная маска. Рядом попискивает оборудование. На кардиомониторе видно, как размеренно бьётся её сердце. Ещё жива…
— Как она?
— Сложно сказать, — врач вздохнула, — ушибы, перелом ноги и ребра, сотрясение… Пациентка сейчас в коме. Испытала сильный шок.
— Она выйдет из комы?
— Мы делаем всё возможное, но…
— Я понял, — сглатываю, — я бы хотел поговорить насчёт перевода Полины в другую клинику. Это возможно? Или я могу хотя бы договориться с вами о том, что её осмотрят мои специалисты?
— Да, это возможно. Но пока лучше не рисковать. Мы можем обсудить с вами этот вопрос немного позже, в моём кабинете.
— Хорошо.
Не заметил, как во время общения с врачом сжал её руку сильней.
Даже в таком состоянии, даже после того осадка, который она мне оставила, я вижу в ней самую красивую девушку на планете. И я не понимаю, чёрт побери, почему меня продолжает к ней тянуть?!! Почему сердце захлёбывается в крови от боли, а душа рвётся в клочья?
— Пойдёмте, долго нельзя… — врач тронула меня за плечо, потом принудительно потянула к выходу.
